Читаем Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем полностью

— Так он секретничал! Жили все вместе, а каждый хозяйство втихаря продавал. Вот и нарвались. Я расценки знаю, посоветовал бы им. Никак не думал, что так дешево отдадут. Они такие дома при современных ценах уже не построят. А потом еще кричат: «Мы крутые! Крутые!» Какие крутые? У русских ребят, которые с нами начинали работать, уже у всех собственные фирмы. На них другие люди работают, секретари в офисах сидят. Они только звонят и проверяют, как чего делается, а мы кем были, тем остались… — Гога делает паузу. — Я раньше думал, только наши цыгане — придурковатые, а Интернет поставил — еще придурковатее есть цыгане!

Тут важно понять то, что Гога не жалуется, не негодует; хоть ему и печально, он давно смирился с этой ситуацией как с неизбежной.

В комнате на стенах висят две гитары, в углу стоят клавиши. Есть аккордеон. Гога накидывает лямки на плечи… Но описывать музыку будет бестолково. Скажу лишь, что Гога играет не в лоб, не в линейку, не в струнку, а занятно варьируя, распуская мелодии павлиний хвост.

— Кто-то ноты выучил и по ним хреначит, а я в музыке купаюсь, — говорит Гога. — Туда ныряю, сюда ныряю; вверну что-нибудь. У меня музыка — внутри. Никуда ее не деть. И внучка моя — ей девять лет, она арабские танцы танцует, а я вижу: она музыку слышит так же хорошо, как я. Она движется вместе с ней.

— Сколько у тебя уже собственных песен?

— Штук двадцать есть.

— Как начал сочинять?

— Слушал по радио, по телевизору — песни все старые, одни и те же. Мне стало интересно, почему цыгане новых не напишут. Старики говорят: «Знаешь, как трудно написать песню?» Я пошел, закрылся в доме и написал. Прихожу потом к нашим: «Вот послушайте новую песню». — «Какую песню?», — они и забыли уже наш разговор! А я им показал. Говорят: «Пиши»!

— А о чем была песня?

— Про холодную войну. Это было в 80-е годы. Мы тогда боялись, что нас из космоса американцы уничтожат. Я ее и не вспомню, наверное, — Гога задумчиво пробует клавиши, потом как будто подцепил что-то в памяти:

Мир на земле,Счастье в семье.Встанут дети всей землиПротив ядерной войны.

Самая типичная советская песня. Нетипично только то, что цыганом сочиненная, но такой они народ — с вечной оглядкой на чужое добро. Что-то украдут, чему-то научатся — перенимают.

— А как у тебя рождаются песни? С чего начинается?

— По-всякому бывает. Один раз я наших попробовал высмеять. Как в журнале «Крокодил». Жил у нас старик. Он меня настроил: «Почему, говорит, ты песни сочиняешь только про хорошее? Надо, чтобы люди из песен узнавали о своих недостатках и хотели их исправить!» А сам он был жадный. Я говорю: «А я ведь напишу!» Он: «Напиши». Я и написал. Содержание там было приблизительно такое, что богатые люди свои деньги берегут, копят и копят, не пользуются ими, а бедняк, если где-то случайно разжился, гуляет от души, враз все спускает, но с шиком, с радостью! И припев такой, что бедные цыгане веселятся и гуляют лучше, чем богатые! Я эту песню показал на сходке. Пришел к народу, а старика того жадного нет, он опаздывал немножко, но всем же не терпится. Меня упросили, я начал без него — играю, пою. Смотрю: он подходит, торопится даже, а как услышал, тихонько развернулся и пошел типа мимо. Я играть закончил, а он обернулся и кричит: «Цыгане! Это некрасиво! Это хулиганство! Нельзя такие песни писать!»

Сейчас песни Гоги в аудиозаписях кочуют в таборах по всей России. Котляры — и бедные, и богатые — отмечают праздники под его музыку.

Спрашиваю:

— Гога, а ты бы хотел выступать по телевизору?

— Раньше очень хотел, а теперь все равно. Упустил я свое время, теперь поздновато.

— А раньше что не шел?

— Раньше я не мог. Мне бы пришлось пожертвовать семьей. Или то, или то. Я, по правде сказать, в девятнадцать лет уже думал, что опоздал, опоздал в артисты. У меня тогда интерес к музыке перевешивал все остальные интересы, но я был женат, дочка родилась… Кто-то скажет: «Жалко. Талант пропал», а с другой стороны, у меня дети, внуки, все они со мной, я их люблю, они меня любят.

Такой, значит, Гога, он же Руслан, он же Композитор. Приветливый и практичный. Сдержанный и чуткий. С характером гибким и ненавязчивым. Такие люди сразу вызывают к себе симпатию, в них есть обаяние. У Гоги оно обходительно неброское, не с ног сшибающее, а такое… плавное. И песни плавные. Без кучерявости.

Кочуем мы по свету, все видим в жизни этой,Мы не жалеем ни о чем.Находим и теряем, мы любим, мы страдаем,Дорогой жизни мы идем.<p>Новое время</p>

В Панеево ходит с автовокзала 112-й автобус. Стою на остановке. Идут цыгане — Гриша, Гуля, молодки с детями. Ездили на рынок, купили продуктов.

Девочка лет трех показывает пальцем:

— Моторы, моторы.

Рупиш поясняет:

— «Моторы» по-нашему — это «машины».

— А как тогда «моторы»?

— Машины! — смеется.

Подъехал наш номер.

Гуля, усевшись, громко командует:

— Давай, дядя, заводи этот автобус!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология