Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем

Гутуйо «готов». «Когда он пьяный — беги от него на другой конец табора!» — говорят про Гутуйо. Любого достанет. И прицепится к любому. Но он не злой. Просто у него внутри что-то сломалось, и он в голове имеет то, что цыгане в принципе не думают иметь, — сторонние мысли: о Боге, о грехе, о падшем мире.

У Гутуйо второе имя — Николай. «Знаешь, есть такой Николай Угодник? Он святой! Я ношу его имя!» — говорит Гутуйо. Он седой и гневный, как библейский пророк. Если он выпил и шлея под хвост, ему все не нравится. Гутуйо готов обличать любого! Брови сходятся ножами, и он возвещает с самым грозным видом:

— Раньше все хорошо было, потому что был Господь!

Куда тот подевался, Гутуйо не уточняет — в отличие от Ницше. Другие цыгане его не слушают — по их мнению, с Богом все обстоит нормально, он живет неплохо, и они неплохо, хотя тонна железа в приемных пунктах с семи тысяч рублей скатилась до трех, скатилась до двух! …Главный источник дохода перекрыт. Но это, конечно, не повод к унынию! Цыганский оптимизм и цыганская радость достойны восхищения. Котляры как кошки — всегда упадут на четыре лапы.

А Гутуйо в ударе! Он видит насквозь. Он отводит меня и опять обличает:

— Я знаю, зачем ты к нам ездишь! Ты тут снимаешь, а потом продаешь — за границу, в Лондон! Ты миллионер! А мне пиво не на что купить!

— Ничего я не продаю. Ты зря наговариваешь! Разве я плохое вам что-нибудь сделал? Разве обманул?

— Нет! Но ты ждешь! А потом нас подставишь! — Гутуйо вскочил с кресла. — Я тебе не верю. Я проник в твою душу! Ты миллионер! Угости меня пивом!

Гутуйо слетает с катушек регулярно — к этому привыкли так же, как к тому, что после дождя на улице сыро.

На следующий день табор едет в церковь. На цыганские крестины! Такой у них обычай: в первый понедельник после Пасхи котляры крестят всех новорожденных детей этого года.

Сначала было тихо, а потом в крестильной один из цыганских малышей проснулся и сказал «А-а!» Это был зачинщик. «А-а!» прозвучало как условный сигнал. Цепная реакция охватила все пространство, но папы и мамы были в полном восторге от этого шума — золотые улыбки, шутки и смех.

Русские в церкви ведут себя иначе — держат себя чинно, подосоловелые от собственной серьезности, чему-то там внимают. А чему — непонятно.

У цыган по-другому. Для них встреча с Богом — радость. В церковь они ходят с такими же чувствами, как в гости к хорошему богатому другу. Их вера — праздник. Все светятся от счастья — нарядные, решительные. Никакого раболепия. Наоборот! «Вот мы какие! Смотри, как мы веруем! Как мы тебя любим! И ты нас люби! Мы же хорошие! Бахтале-зурале!» И истово крестятся, целуют распятия, все от души! А душа у них пестрая!

Однажды мы спорили, и я в запале сказал неосторожно, что Бог иногда и злым помогает, не только хорошим.

— Не может быть! Злым он не поможет!

— А почему?

— Потому что они грешные.

Котляры — православные. Так они считают. И так говорят. Но это несерьезно. Они не сознают, что такое православие. Их привлекают золотые купола, красота и роскошь церковного убранства, горящие свечи, блеск канделябров, смуглота святых. Они тянутся к краскам, а вовсе не к смыслу — так же, как дети любят книжки за картинки, и, если художник сделал интересные детям иллюстрации, книжка состоялась, уже хорошая; неважно, что в ней написано.

Цыгане, в принципе, готовы исповедовать любую веру. Их религиозная принадлежность чаще всего продиктована тем, какой конфессии придерживается коренное население страны, где цыгане живут или проживали в недавнем прошлом. «В Югославии им приходилось особенно тонко приспосабливаться, потому что слишком много было различий между людьми. Я знал людей, которые ходили в православные церкви и при этом носили мусульманские имена и не ели свинину. Когда православные начали убивать мусульман, они просто меняли свои имена: был такой известный цыганский трубач Экрен Мамутович и вдруг стал Миланом Младленовичем. И цыганская музыка — это музыка людей, которые открыты любым влияниям»[45].

Среди цыган, проживающих в России, большинство — православные, но есть и мусульмане (крымы, мугат), гораздо реже католики, сектанты (цагане-мадьяры). Что примечательно, ни одна из конфессий не смогла избавить цыган от суеверий.

Собака воет — будет несчастье. Беременной девушке лучше не видеть другую беременную, а если увиделись — она должна поплевать через плечо, иначе ребенок родится нездоровый. В доме нельзя поминать чертей, привидений, дьявола. Куча примет. Я собрал их у котляров, но и все другие цыганские нации не свободны от этого.

Дьякон Элизбар (из русска рома) в своем интервью сообщает следующее: «Цыгане — это самые большие суеверы на планете. Они верят во все и ни во что не верят. Они очень боятся всего, чего не понимают. Они готовы соблюдать какие угодно обряды, но не ради любви, а из чувства страха. Любая религия для них сразу же становится язычеством. Они не понимают, что такое молиться. Молитва для них то же самое, что колдовство».