Байки забытых дорог

– Здравствуйте, Маша! Как ваши дела? Какие новости?

– Здравствуйте, Владимир! У меня всё по-старому, без новостей, – женщина грациозно кивнула Вырвиглазу в ответ и гордо проследовала мимо.

Отойдя от компании метров на сто пятьдесят, незнакомка подошла к краю пирса и замерла, неотрывно всматриваясь в туманные морские просторы. Серый вопрошающе посмотрел на Вырвиглаза, но тот, прикидываясь непонимающим, невежливо отвернулся в сторону.

Примчался Гешка с полной банкой пива и возбуждённо затараторил:

– Тут такая женщина проходила! Королева натуральная! Кто это, Владимир Ильич? Не знаете, часом?

– Ну, Владимир Ильич, миленький! Расскажите, пожалуйста! А? – попросил Серый. – Интересно же, честное слово!

Помявшись для приличия с минуту, Вырвиглаз, всё же, снизошёл к просьбам:

– Хорошо, висельники, так и быть, расскажу. Тем более, что молоды вы – до умиления…. Слушайте же! История эта прекрасна и страшно романтична. А суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, это кружка чёрного пива «негл», выпитая в нужном месте, в нужное время, и в правильной компании…

Байка тринадцатая Полярная математика

О том, как Мария Николаевна осчастливила Певек своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого: двухлитровую банку чёрного «негла» и свежий анекдот с Большой земли…

Итак, незадолго до нового 1967-го года, Мария Николаевна Сазонова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики Университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в баре «Висла» за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался «пивом», и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма. В те времена – в так называемой интеллектуальной среде – это считалось достаточно модным и почетным занятием. Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение теоремы, если говорить откровенно, впечатлял. За соседними столиками оживлённо переговаривались влюблённые парочки. В дальнем углу зала молодой человек небрежно прикасался к клавишам рояля, и, отчаянно глоссируя, что-то негромко напевал. Что – конкретно – напевал? Откуда же мне знать! Впрочем, позвольте! В тот год был очень моден «Рождественский романс». Не помните? Как же так, молодые люди? Ай-яй-яй…. Слушайте!

Глупое сердце, пронзённое стужей,
Кукушка молчит – за поломанной дверцей.
Если по правде – никто, уж, не нужен
Заледеневшему, бедному сердцу…

Время, практически, остановилось.
Много вопросов, но нету – ответов.
Мелко дрожит, видимо, простудилось,
Продрогшее сердце, пронзённое ветром…

Память, она – словно рваная рана,
Сверху присыпанная – толчёным перцем.
Стонет, отведавши яда обманов,
Глупое сердце…

Музык небесных мелодия снова
Стала слышна, вопреки всем невзгодам.
Слушает сердце, и злые оковы
Медленно тают – словно…

Скрипки рыдают в полях, за рекою.
Дали подёрнуты дымкою мглистой.
Полено сосновое – плачет смолою,
Угли в камине – почти аметисты…

И на ковре появляется лужа.
Пахнет рассветом – нездешним, весенним…
Это рыдает, оттаяв от стужи,
Глупое сердце – под вечер – в Сочельник…

Это рыдает, оттаяв от стужи,
Глупое сердце – под вечер – в Сочельник…

Понравилось? Вот, и хорошо! Но я отвлёкся, вернёмся к нашему рассказу…

Итак, в этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, распахнулась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста. Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, свидетельствовал о его отнюдь не столичном происхождении. Это был ни кто иной, как Семён Походня – коренной житель славного города Певека, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода «Красный Октябрь», перевозившего стратегически-важные для северо-востока страны товары: различную рыбу, красную икру и тюлений жир.