Будучи допрошенными, Бердан и Гонцов всю вину взяли на себя, признавшись, что хотели бежать, для чего подмешали в пирожки «дурман» и угостили ими сторожей. То, что именно они давали пирожки Бондаренко и остальным надзирателям, было очевидно, но ни один из пекарей не смог объяснить, что это был за «дурман» и где они его взяли. Не смогли они также ответить на вопрос, как собирались выбраться из тюремного корпуса, поэтому начальник тюрьмы им не поверил. Узнав о том, что днём ранее к Буйницкому на свидание приходила жена, которая могла передать «дурман», он укрепился в своих подозрениях ещё больше и, дабы не усложнять дело и не искушать судьбу, распорядился своею властью усилить режим для Буйницкого и Мельштейна, а Бердана и Гонцова отправить в Одессу для следствия и суда над ними.
Буйницкого и Мельштейна заковали в кандалы и заперли в одиночные камеры. Иван Осипович очень возмущался, кричал о произволе, но толстые стены «секретной камеры» слыхивали такое не раз, а ничьего слуха его крики не достигли. Надзиратели в кишинёвском тюремном замке после попытки отравления их товарищей были очень строги и даже жестоки к нему. Очень скоро он кричать перестал и, уяснив положение вещей, смирился. Теперь, опасаясь мести со стороны надзирателей, он даже с нетерпением ждал, когда в одесском порту начнётся погрузка на борт парохода очередной партии каторжан. Буйницкий боялся, что не доживёт до того момента, когда начнётся длительное путешествие в трюме парохода, идущего через несколько морей и Индийский океан, на другую сторону земного шара, к острову Сахалин, где ему надлежало отбывать срок за совершённые им преступления. Дожил ли он до отправки на каторжный остров и что с ним стало потом, неизвестно. Он затерялся среди каторжан, сгинув в массе бритоголовой братвы.
Криминальная филателия
Осенью 1901 года в Киеве творились странные дела: дотоле безупречно работавшая городская почта стала вдруг давать какие-то непонятные сбои. Центральная почтовая контора на Крещатике была завалена жалобами частных лиц и учреждений, в которых высказывались претензии относительно пропавших писем. Совершенно непонятным образом отправляемые из Киева письма исчезали, не доходя до адресатов. Наибольший ущерб понёс некий крупный коммерсант, который, в преддверии ярмарки, отправил двадцать деловых писем в разные города, и ни одно из них не дошло.
Во всех почтовых подразделениях были проведены самые тщательные проверки, но никаких существенных прорех в службе не обнаружили: вся извлекаемая из поч-товых ящиков корреспонденция аккуратно обрабатывалась и пересылалась как обычно. А жалобы все поступали и поступали.
Кое-кто сгоряча стал уже предполагать во всем этом мистическую подоплёку, а губернское начальство недовольно хмурило брови. Назревал крупный скандал с очень неприятными последствиями.
Начало разгадке этих странных обстоятельств положил телефонный звонок, раздавшийся в центральной почтовой конторе Киева около восьми часов вечера 17 октября того же 1901 года. Неизвестная дама сообщила дежурившему в тот вечер чиновнику, что почтовый ящик на Большой Владимирской улице переполнен так, что совершенно невозможно протиснуть в его щель письмо. Дежурный чиновник доложил о звонке, и заведующий конторой А. Яворский распорядился послать по указанному дамой адресу почтальона для внеочередной выемки из ящика переполненного мешка с письмами и замены его порожним.
Прибывший на место почтальон вскрыл ящик и, заглянув в него, некоторое время оставался в полном недоумении. Он увидел там какой-то необычный длинный, узкий мешочек из кальки, вставленный в отверстие для опускания писем. Верхние края мешочка были выкрашены в чёрный цвет, такой же, как и сам ящик, и аккуратно приклеены к краям отверстия. Таким образом, все письма, опускаемые в ящик, попадали именно в этот, а не в имевшийся там обычный казённый мешок. Смекнув, что обнаружил мошенничество, почтальон запер ящик, оставив в нем нетронутой всю конструкцию, и поспешил обратно в контору доложить начальству о находке.
Господин Яворский, услыхав про самодельный пакет из кальки, вставленный в почтовый ящик, сопоставил его с массой жалоб о пропажах писем и решил, что оба эти явления между собой как-то связаны. Он немедленно распорядился осмотреть все почтовые ящики в Киеве. Из служащих, дежуривших в тот вечер, были сформированы четыре команды, которые, невзирая на позднее время, разошлись по разным районам города с экстренной проверкой. Очень скоро в контору стали поступать донесения о том, что подобные же мешочки были обнаружены ещё в нескольких ящиках на центральных улицах города.
Яворский связался с полицейским управлением и изложил дежурному суть дела. Пропажи писем в Киеве к тому времени были уже притчей во языцех, и полиции долго объяснять ситуацию не потребовалось. Стражи порядка решили устроить засады у тех ящиков, в которых была обнаружена «закладка».