Байки из роддома

Бледность кожных покровов, частый пульс, зрачки в порядке, конечности немного холодны на ощупь.

– Лежи, я принесу тонометр.

Тонометр лежал там, где всегда – в одном из кухонных шкафчиков между аптечкой (жестяной коробкой из-под печенья) и баночкой меда, хранимой на случай простуды.

Давление, как и ожидал Данилов, оказалось понижено – сто на шестьдесят пять. «Черт возьми, нельзя исключить инфаркт».

Строго наказав матери лежать и не двигаться, Данилов достал с антресолей в прихожей старенький кардиограф, купленный им в первый год работы на «скорой» у одного из коллег. Было желание заняться частной практикой. Желание почему-то быстро прошло, а вот кардиограф остался. На память. В полностью рабочем состоянии, с заправленной термолентой и тюбиком специального геля, предназначенного для лучшего контакта электродов с кожей.

При виде кардиографа Светлана Викторовна заметно разволновалась.

– Что, так плохо?

– Это обычное исследование, – ответил сын.

– Но ты никогда раньше не снимал мне кардиограмму…

– Решил попрактиковаться, мам, чтобы не забыть, куда какой электрод накладывать. Жалко тебе, что ли? Давай снимай халат совсем…

– Ох, Володя, я так волнуюсь, когда ты начинаешь шутить, – вздохнула Светлана Викторовна.

Данилов помог ей избавиться от халата, небрежно кинув его на подоконник. Светлана Викторовна поджала губы, но промолчала. Наложив электроды, Данилов подсоединил последний провод к трубе отопления (аппарат был антикварным, из тех, что требовали зазаемления) и нажал на красную кнопку пуска. По стандартным и усиленным отведениям ничего страшного не выявилось. Даже признаков ишемии не было. Данилов облегченно вздохнул, просветлел лицом и, переставляя грудной электрод на присоске, снял шесть грудных отведений.

– Все в порядке, инфаркта нет! – доложил он, снимая электроды.

– Вот и славно! – обрадовалась мать. – Дай мне чистое полотенце, стереть эту слизь…

– Это гель, – поправил Данилов, открывая дверцу комода.

– Слизь! – повторила мать. – Гель – не русское слово.

Подав полотенце, Данилов взял с подоконника халат, из кармана которого выпала упаковка таблеток. Данилов нагнулся, чтобы поднять ее, да так и замер. Вопросы исчезли – все стало на свои места.

Когда Светлана Викторовна оделась и легла, Данилов присел на край ее кровати и показал лекарство.

– Откуда у тебя это? – грозно спросил он.

– Это мне дала Елизавета Васильевна, сказала, что очень хорошее сердечное лекарство. У нее от мужа оста лось…

С Елизаветой Васильевной Данилов был знаком. Она преподавала рисование и эстетику в том же лицее, где Светлана Викторовна вела русский язык и литературу. Немного рассеянная, немного безалаберная и очень добрая женщина. Именно такие раздают подругам лекарства, оставшиеся после смерти мужа.

– Но оно мне не помогло, – призналась Светлана Викторовна. – Наверное – просроченное.

После снятия кардиограммы мать заметно повеселела и оживилась. Даже лежала в постели уже не как умирающий лебедь, а как женщина, которой не терпится вскочить на ноги и заняться делами.

Данилов машинально взглянул на срок годности препарата.

– Оно не просроченное. Это у некоторых мозги просроченные.

– Я не люблю, когда ты грубишь! – нахмурилась мать. – Пришел в гости и грубишь!

– Дело было так. – Данилов уставился в потолок, восстанавливая недавнее прошлое. – На кухне тебе стало тяжело дышать, и ты вспомнила о том, что дорогая Елизавета Васильевна очень удачно презентовала тебе хорошее лекарство. Так?

– Ну, почти…

– Тратить время на такие пустяки, как чтение инструкции, ты не стала. Зачем?

– Там такие мелкие буковки, а мне было так плохо…

– А раз тебе было плохо, то ты решила разжевать таблетку, чтобы быстрее подействовало…

– Да-да! – закивала Светлана Викторовна. – Знаешь, она оказалась совсем не горькой. Но лучше мне не стало…

– Тебе стало хуже! Потому что во-первых, эта таблетка не была тебе нужна, а во-вторых, это не обычная таблетка, а таблетка-ретард. Пролонгированная форма, большая доза, предназначенная для медленного долгого всасывания. Ты разжевала ее и обрушила свое давление! Мне прочесть лекцию о вреде самолечения, или замнем?

– Замнем! – Щеки Светланы Викторовны заметно порозовели. – А теперь пусти меня!

– Куда?

– Пойду поставлю чайник! У меня есть буженина и яблочный рулет. Раз уж я не еду в больницу, то могу я угостить своего единственного сына?

– Которого чуть было не сделала сиротой! – напомнил Данилов. – Лежи пока. Я принесу тебе крепкий чай, ты его выпьешь, я измерю давление и…

– Какие же вы, врачи, зануды, – скривилась мать.

– Куда уж нам до вас, учителей, – парировал сын, вставая на ноги.

– Только не вздумай заварить мне чай по своему образцу. Чифирь я не пью.

– Я тоже. Не волнуйся – это будет просто крепкий чай. Можно сказать – целебный.

Из спальни чаепитие переместилось на кухню. Светлана Викторовна радовалась столь скорому выздоровлению так бурно, что даже не расстроилась, когда случайно смахнула со стола свою любимую сахарницу синего стекла, купленную в Карловых Варах еще в советское время.

– На счастье! – сказала она, безуспешно пытаясь выхватить веник у сына.