Байки бывалого хирурга

– Я вас поздравляю, Раиса Ивановна, – продолжая улыбаться, быстро отвел в сторону свой взгляд исполняющий обязанности, – но сейчас Семен Михайлович профессор хирургии, наш куратор, а вы, простите, всего лишь ординатор.

Мещерякова медленно отвела свой ничего не выражавший взгляд от довольного лица Бубнова и ни слова не говоря вышла из ординаторской, тихо прикрыв за собой дверь.

– Зря вы так с ней, Вадим Анатольевич, – подал голос, находившийся в тот момент в ординаторской доктор Петраков, Раиса Ивановна классная тетка. И не стоит ее задирать и цепляться к ней.

– Этой классной тетке давно пора на заслуженный отдых. Восьмой десяток пошел, иди, отдыхай уже. Дай дорогу молодым. Вот из-за таких, как Мещерякова, и молодые перспективные врачи вынуждены сидеть у черта в одном месте, дожидаясь, пока им освободят табуретку. Ты знаешь, что ей уже семьдесят пять стукнуло?

– Знаю, и поэтому, Вадим Анатольевич, я вас попрошу при мне плохо о Раисе Ивановне больше не отзываться, – нахмурился Петраков.

– О-о, а чего это мы вдруг с тобой на «вы»? – улыбнулся исполняющий обязанности. – Здесь в ординаторской, кроме нас с тобой никого нет. Ладно там на людях, а тут-то чего? А, Игорек?

– Вадим Анатольевич, – заиграл желваками доктор Петраков, – давайте к друг другу по имени-отчеству обращаться? Напоминаю вам, что я не Игорь, а Игорь Сергеевич.

– Ого?! Какие мы суровые? Ладно, раз ты… м-м-м… вы настаиваете, то давай! Пардон, давайте! Зря ты так, Игорь. Мещерякова не сегодня-завтра с отделения свалит, а я останусь. А со мной дружить надо, а не ссориться.

– Еще неизвестно кто быстрей свалит! – полоснул его недобрым взглядом Петраков.

– Чего? Чего ты там сказал? – расширил ноздри Бубнов.

– Я говорю, с такими замашками вы у нас долго не продержитесь. И дядя ваш знаменитый не поможет. Мещерякова пятерым профессорам и одному членкору зеленую улицу в хирургию дала. Замминистра ее ученик. Пупок надорвешь ее выживать, – четко и громко произнес Игорь Сергеевич и, не прощаясь, вышел из ординаторской, хлопнув дверью.

– Зря ты так со мной, Игорек. Ой, зря, – тихо прошипел ему в спину исполняющий обязанности заведующего хирургическим отделением, – ты же не Мещерякова.

С этого дня Раиса Ивановна вплотную занялась лечением больного Огородникова. Возилась с ним как с дитем малым. После того как Дима осознал, что с ним произошло, он впал в некую прострацию.

– Раиса Ивановна, не хочу жить, – плакал парень, глядя на перевязке как из его живота через свищ на кожу сочится зловонная масса. – Что же это такое?

– Такая болезнь, – успокаивала его Мещерякова, собственноручно делая перевязку. – Сейчас повесим сюда специальный мешочек, и все будет течь в него.

– О-о-о, – всхлипывал Огородников, – мешочек, как же я теперь с ним буду жить? Это вы во всем виноваты, вы!!! Вы мне, кажется, неправильную операцию сделали, теперь я весь в г…е, ы-ы-ы-ы!

– Ты что такое говоришь?! – вспыхнула медсестра Оля, помогавшая Мещеряковой на перевязке, средних лет крепкая, симпатичная дама. – Да если бы не Раиса Ивановна, давно бы уже червей кормил на кладбище, хмырь неблагодарный. Она тебя, дурака, буквально с того света вытащила, а ты ее так теперь благодаришь.

– Оля, не надо так говорить. Он больной человек. Зачем? – вздыхала Раиса Иванова, оттирая с кожи Димы марлевой салфеткой размазанные фекалии.

– Вы меня извините, Раиса Ивановна, – покраснела Оля, – но я никому не позволю вас оскорблять: ни больным, ни здоровым!

– Я никого не хотел обидеть, – глотая слезы, кривился Дима, – но почему из меня г…о течет? Кто в этом виноват?

– Дима, болезнь виновата. Болезнь, – с едва заметным волнением говорила Раиса Ивановна. – К сожалению, в редких случаях такое случается.

– Так сделайте же что-нибудь уже!

– Поверь, мы делаем все, что в наших силах, – улыбнулась Раиса Ивановна, закончив приклеивать одноразовый калоприемник к свищу.

– Вот это вы делаете? Вот это?! – неожиданно взревел Огородников и, оттолкнув руку перевязывающего его хирурга, со злостью сорвал с себя только что прикрепленный пластиковый мешок и с силой, на которую был способен после перенесенной тяжелой операции, зашвырнул его в дальний угол перевязочной. Мешок тихо прошелестел в воздухе и, шлепнувшись на покрытый клетчатым кафелем пол, стал исторгать из себя набежавшее за время перевязки содержимое.

– Ах ты, гад, – сделала к нему шаг навстречу перевязочная медсестра, сжимая правую руку в кулачок, – ты чего творишь?

– Оля, Оля, тихо, остынь, – вклинилась между разъяренной медсестрой и лежащим на перевязочном столе пациентом доктор Мещерякова, – помни, он больной человек. Все, успокойся, не трогай его.

– Да, то-то и оно, что больной. – Оля еще раз стрельнула глазами в сторону перетрухавшего не на шутку Огородникова, был бы здоровым, прямо здесь бы накостыляла.

– Оля, ну что за разговор? Был бы он здоровым, то здесь бы не лежал и калоприемник ему был бы ни к чему.