– Тогда помолчи, лучше возьми зажим и отведи высвобожденную из спаек кишку в сторону. И ради бога, не говори сейчас ничего под руку. Подхожу к артерии.
Юрий Михайлович, закусив губу, с замиранием сердца наблюдал, как Егоров виртуозно справлялся со своей нелегкой задачей. Вот он просунул крючок между спайками и отжег их, вот плавно потянул на себя стенку пузыря и скользнул инструментом в образовавшуюся щель. Так шаг за шагом хирург продвигался к конечной цели.
Через двадцать минут все было кончено: удаленный желчный пузырь, этот набитый камнями и пропитанный гноем кровавый мешок покоился на дне медицинского лотка, а Егоров вынимал из живота пациентки инструменты.
– Да-а-а, Федорыч, – вздохнул Юрий Михайлович, – заставил ты меня поволноваться сегодня.
– Как всегда, Александр Федорович оказался на высоте, – подал голос, стоявший в углу анестезиолог и внимательно следивший за ходом операции по телевизору, – тридцать минут.
– Всего тридцать минут?! – удивился заведующий, снимая с лица хирургическую маску. – А мне показалось, что мы оперировали целую вечность. Браво! Признаюсь, я бы не стал так рисковать: открылся бы и прооперировал традиционно. Лапаротомию еще никто не отменял.
– Если бы не пошло, то, наверное бы, открылся, – скромно ответил хирург.
Егоров и сам понимал, что случай был довольно сложный и зря он так рисковал. Одно дело мастерство, другое, когда в животе такой конгломерат. Скорей всего, не будь на столе Ирина Семеновна, он бы прислушался к совету Юрия Михайловича и закончил операцию традиционным – открытым путем. Ладно, чего сейчас говорить: победителей не судят. И Александр Федорович сейчас заслуженно принимал поздравления от восхищенных коллег.
– Как вы себя чувствуете? – тихим вкрадчивым голосом спросил Александр Федорович у открывшей в палате глаза пациентки.
– Прекрасно, – улыбнулась она в ответ. – Я очень удивилась, когда узнала, что операция уже закончилась. Я все проспала, – в ее голосе появилась некая грусть, – даже ничего не поняла, как все и произошло.
– И замечательно, что вы ничего не почувствовали. Значит, был отличный наркоз.
– И отличный хирург. Анестезиолог, Лев Александрович, что давал мне наркоз, сообщил, что операция оказалась очень сложной, но, благодаря вам, все прошло весьма успешно. Спасибо огромное, Александр Федорович!
– Ну, что вы, Ирина Семеновна, это моя работа, – скромно ответил лечащий врач.
– Нет, нет, не говорите так, – запротестовала больная, – Лев Александрович по большому секрету шепнул мне, что была огромная вероятность того, что придется перейти на открытую операцию. Или как у вас говорят кон… мммм, как?
– Конверсия доступа. Ох уж этот Лев Александрович, – нахмурился Егоров.
– Прошу вас, не ругайте его, я обещала, что никому не скажу, а сама нечаянно выдала его. Вот глупая баба. Ой, что теперь будет?!
– Успокойтесь, Ирина Семеновна, я ничего ему не скажу. Хотя и надо бы. Все же лечащий врач я, и я сам вам хотел рассказать, как прошла операция. Да, случай и в самом деле оказался непростой. Существовал большой шанс перейти на обычную открытую операцию. Пришлось постараться, чтоб завершить ее лапароскопически. Не стану вдаваться в подробности, чтоб не травмировать вашу неподготовленную психику, но теперь все трудности позади и, полагаю, вы скоро окажетесь дома.
– И не надо, – вяло махнула рукой, лежащая перед ним на кровати счастливая Ирина Семеновна, – ваших жутких медицинских подробностей. Я тут накануне операции смотрела в интернете, как убирают желчный пузырь. Впечатление, надо признаться, не для слабонервных. А вот, что скоро на выписку – это уже приятная новость. А когда, хоть приблизительно?
– Как только уберем дренаж, так и можно нацеливаться на дом.
– Это вот эту самую противную трубку, что торчит из меня? – Ирина Семеновна недовольно надула губки и, отодвинув одеяло, показала Егорову силиконовую трубку, вылезшую из ее правого подреберья.
– Эту, – кивнул Егоров.
– А без нее никак нельзя было обойтись?
– К сожалению, никак, она нужна для…
– Ладно, ладно, можете не объяснять, нужна, так нужна. Вы врач, вам виднее, я вам полностью доверяю, – искренне улыбнулась женщина, давая понять, что она полностью во власти своего хирурга.
Послеоперационный период у Ирины Семеновны протекал гладко: она быстро шла на поправку. Александр Федорович по три раза на дню заходил ее проведать, сам, без сестры делал ей перевязки и подолгу беседовал, стараясь приободрить. Очень уже ему импонировала эта простая и добрая женщина.
Наступил день выписки. Егоров осмотрел Ирину Семеновну, сменил наклейки на животе, прикрывающие места проколов и вручил выписной эпикриз.
– Завтра на прием в поликлинику, там же и снимите швы.
– А можно к вам подъехать? – просияла благодарная пациентка.
– Да, разумеется, если вам так будет удобно.
– Огромное вам спасибо, милый доктор, – громко произнесла Ирина Семеновна и, оглянувшись по сторонам, чтоб убедиться, что они в данный момент одни в палате, одним едва уловимым движением сунула Егорову в правый карман халата плотный бумажный конверт белого цвета.
– Что это? – опешил Егоров.