– Увы, дружок, по закону, ты еще пока не совершеннолетний. Хоть ты и бреешься и вымахал под потолок, но нужно согласие мамы, – вздохнул Орлов. – Здесь ничего не попишешь.
– Так дай им это чертово согласие, – повысил голос Андрей. – Чего мы ждем? Ты согласна?!
– Да, – тихо ответила Ирина Николаевна, утирая капельки слез, выступивших в уголках глаз, тылом трясущейся ладошки. – Доктора, вы меня извините. Андрюша у меня единственный сын. Вы не представляете себе как это тяжело, когда собираются оперировать твоего единственного ребенка.
– Вы знаете, Ирина Николаевна, – заскрежетал зубами доктор Топорков, – вот этот самый доктор, – он кивнул в сторону Орлова, – не далее как час назад, прооперировал свою единственную дочь. Сам! И, представьте себе, тоже с аппендицитом. Причем ей нет еще и четырех лет! Поэтому я вам настоятельно рекомендую не говорить при нем таких вещей.
– Семен, ну зачем? – Василий Яковлевич развел руки в стороны и с укоризной посмотрел на приятеля.
– Доктор, это правда? Вы оперировали свою маленькую дочь? – вскинул кверху густые черные брови Андрей. – Мама, я полностью доверяю ему!
– Я, я… Я не знала, простите, как глупо, – залепетала мама Андрея, с видом побитой собаки глядя на хирурга. – Как глупо все вышло. Конечно, я согласна на операцию.
Операция у Андрея прошла успешно. В четыре часа ночи или утра? Совершенно обессиленный Орлов, не раздеваясь, рухнул на диван в ординаторской и моментально погрузился в сон. Шедший следом за ним из операционной доктор Топорков отметил про себя, что прежде чем погрузиться в царство Морфея, Василий Яковлевич, проведал своих спящих девочек и заглянул к только что прооперированному им Андрею. Мама сидела возле сына на стуле, и выгнать ее из палаты никто так и не решился…
За окном громыхнуло и из просвинцованного, затянутого грозными облаками неба полился дождь. Несколько капель через распахнутое окно попало на лицо доктора Орлова. Он инстинктивно провел по нему рукой и проснулся. Взглянул на часы и тут же вскочил с дивана. Проспал! Полчаса, как начался рабочий день. Оглядевшись, Орлов увидел стоящие в углу туфли Платова. В шкафу висела его одежда. Ох, он присел на стул.
– Доброе утро, – в дверь просунулась бритая наголо голова Сергея Геннадьевича, – проснулся? Наслышан о твоих ночных подвигах. Молоток. А чего меня не позвал?
– Кто-то из нас должен был нормально выспаться, – прикрывая рот ладонью, широко зевнул Василий Яковлевич.
– А-а-а, я думал, не доверяешь.
– Прекрати говорить глупости. А где народ? Пора планерку проводить.
– А я уже ее провел, – хитро улыбнулся напарник. – На отделении в столовой. Мне еще по дороге о твоих геройствах рассказали.
– Кто?
– Не важно. Важно, что теперь вся больница гудит, что ты свою Машеньку спас. Ну вот, я и решил тебя не будить. Собрал народ наверху.
И как обстановка? – поинтересовался Орлов, выуживая из ящика своего стола дежурную зубную щетку и тюбик с зубной пастой.
– Твои – Машенька и верзила этот – ничего, а Демидов и Штольц из десятой температурят, под тридцать девять к вечеру набежало и утром «свечку» выдали.
– Надо им швы на коже распустить – воспалились. Намеревался же еще вчера, но руки не дошли. Ладно, я сейчас себя быстро в порядок приведу, и рванем на обход….
– Папа, папа, ты куда запропастился? – обрадовалась Машенька, как только Орлов вошел к ней в палату. – Я уже с утра не сплю. Там дождик за окном тарабанит, не дает спать.
– Я работал, доченька, – улыбнулся Василий Яковлевич. – Как твой животик? Болит? Дай я его посмотрю.
– Не-а, – замотала головой девочка, задирая ночую рубашку, – уже почти и не болит. Если только самую капельку, когда поворачиваешься.
– Так работал, что вмятина на подушке еще не прошла, – недовольно пробурчала Виолетта, глядя на склонившегося над кроватью мужа. Ей сегодня неудобно было спать вдвоем с дочерью на узкой кровати, а перейти на соседнюю наотрез отказалась. Так и промучилась до утра.
– И тебе доброе утро, любимая! – кивнул жене Василий Яковлевич, стараясь не замечать ее явное брюзжание. – Как вам спалось на новом месте?
– Что за идиотский вопрос, Орлов? – Виолетта вылезла из-под одеяла и откинула назад свои взъерошенные волосы. – Как можно спать на таких узких кроватях? Машенька тоже всю ночь проворочалась. Здесь, наверное, одному Филе было спать хорошо. Как тут у вас больные спят?
– Виля, поверь, это лучшая палата. В других и вовсе по шесть – восемь человек лежат.
– Ты мне зубы не заговаривай, а скажи, сколько нас здесь еще продержат?
– Да, папа, сколько нас еще здесь продержат?
– Посмотрю на перевязке, если настораживающих моментов не будет, то дня три.
– Три дня?! – вскинула на него глаза жена.
– Виля, это не обсуждается! – жестко прервал жену Василий Яковлевич. – Будет лежать столько, сколько потребуется. И не нужно возражать, – затем посмотрел на надувшиеся губки Машеньки, смягчился и добавил: – ей нужно антибиотики покапать в вену. Ты же не собираешься этим дома заниматься?
– Папа, а капать не больно?