Она считала его умным и фартовым хирургом. Ей не раз доводилось выслушивать лестные отзывы о Василии не только от знакомых, но и от больных и их родственников, когда она приходила к нему в больницу. Городок у них небольшой, все на виду, все друг про друга всё знают. Народ хвалил хирурга Орлова, несмотря на его молодость. Ей было приятно слышать лестные слова о муже, и она видела, сколько времени он отдавал своей хирургии. Но сейчас, когда болезнь коснулась ее ребенка, ее маленькой Машеньки, она растерялась. Да, она гордилась мужем, его специальностью, тем, что он делал успешные операции людям. Но одно дело, когда он рассекал острой сталью мягкие животы чужим детям, и совсем другое дело, когда хирургический нож занесен над ее собственным ребенком.
– Вася, ты точно не ошибся? – не скрывая текущих по ее красивому лицу горьких слез, еще раз спросила у мужа Виолетта. – Может, все же вначале надо сдать анализы? Пройти рентген? Или еще кому показать?
– Виля, анализы сдадим, обязательно сдадим, и рентген сделаем, – как можно спокойней ответил ей муж, а вот на счет «кому-то еще показать», то… – Он выдержал небольшую паузу: – Тут закавыка выходит. Некому. Ты же не хочешь, чтоб я Платова из дома для осмотра выдернул?
– А Греков? Как же Лев Борисович, ваш заведующий? Он же у вас самый опытный хирург, ты всегда его хвалил.
– Лев Борисович, самый опытный хирург, в данное время пребывает в приличном запое.
– Опять?! Я же, кажется, его позавчера видела на рынке, он был как огурец, мы еще с ним поговорили. Помню, я о тебе спрашивала. Он сказал….
– Виля, ты путаешь, – стараясь быть тактичным, перебил ее Орлов, – это было две недели назад, когда мы в гости к Платовым ходили, он нам по дороге попался. А сейчас Лев Борисович уже неделю как в отпуске и… В общем, он не вариант.
– Да? Разве две недели уже прошло? – Остекленевшими глазами, полными слез, Виолетта посмотрела на мужа. – Скажи, кто, если надо будет резать нашу девочку? Кто ЭТО сделает?
– Виля, – словно от зубной боли поморщился Василий Яковлевич, – сколько раз тебе можно говорить, что свиней режут, а людей оперируют.
– Оперируют, да?! Не режут?! – Ее лицо густо покраснело, а слезы потекли еще сильнее.
– Все, прекрати, пожалуйста, истерику, я иду к соседям, от них позвоню и вызову «скорую». Ты пока сама собирайся и Машеньку одень и обуй.
– Вася, ты обещаешь, что вначале сделают анализы и рентген, – встретила его в дверях наполовину одетая жена, когда он вернулся от соседей.
– Обязательно, Виля. Обязательно все сделаем. Может, я и в самом деле ошибаюсь и у Машеньки ничего серьезного, – попытался улыбнуться Орлов. Но у него как-то неискренне получилось, и жена это сразу заметила. Слезы у нее продолжали капать прямо на пол…
– Все же у нее аппендицит, – покачала она головой, – просто ты меня сейчас пытаешься успокоить.
– Виолетта, прекрати нагнетать тоску, – Василий Яковлевич прижал ее мокрым от слез лицом к своей груди и нежно погладил по растрепанным волосам, – даже если и аппендицит, то все обойдется. Мы как-никак в конце двадцатого века живем. Научились оперировать. Приведи себя в порядок, «скорая» уже выехала. Минут через десять – пятнадцать уже будут у нас.
– Папа, папа! А мы Филю с собой возьмем? А то мне страшно без него? – разорвал наступившую тишину тоненький голосок Машеньки.
– Конечно, возьмем, – Орлов деликатно оторвался от жены, незаметно смахнул рукой выступившую в уголках своих глаз влагу и отправился в комнату к дочери, – кто же будет Машеньку в больнице смотреть?
– А там разве других врачей нет? Только ты один? – растерянно спросила девочка, сидя на мятой кровати и силясь застегнуть платьишко ослабевшими ручками.
– Нет, там много других врачей, но просто Филя уже знает, где у Машеньки животик болит, и подскажет им, – ободряюще подмигнул дочке Орлов, помогая застегнуть вредную пуговку.
«Скорая» подъехала вовремя. Скрипнув тормозами возле самого подъезда и подняв тучу густой пыли, машина замерла в ожидании. Молодая фельдшер Валя со скрипом открыла дверь в кабине со своей стороны и, выглянув наружу, выжидательно посмотрела на окна квартиры Орлова, выходящие к подъезду. Замерший возле окна Василий Яковлевич без удовольствия помахал ей в ответ и, бережно подхватив на руки по-старушечьи сгорбившуюся на кровати и уже полностью одетую и обутую Машеньку, торопливо направился к выходу.