Багровый прилив

Эшли отправил в цель первую стрелу — и она пробила грудь женщине, заставляя рухнуть на расстеленное прямо на траве покрывало, где играл среди еды её сын. Вторая отправила к ангелам Господним юного маркиза. Перед смертью мать пыталась закрыть его своим телом, однако Эшли был достаточно опытным стрелком, чтобы застрелить мальчика, несмотря на все её усилия.

Следующая картина будет сниться рисколому в худших кошмарах. Летний день, жара ещё не набрала полную силу, но цикады уже поют, лёгкий ветерок колышет траву, одежду и волосы мертвецов у ног Эшли, кровь разливается среди перевёрнутых блюд с едой, пропитывает покрывало. Эти мгновения врезались в память рисколома навсегда — они стали причиной его безумия. Он забыл их благодаря усилиям молчаливых монахов из дома скорби. И именно эту картину он увидел — вспомнил со всей отчётливостью бреда — в багровом тумане реликвии Водачче.

Тишину, воцарившуюся в соборе на долгие удары сердца, пока епископ демонстрировал всем извлечённую из шкатулки реликвию, нарушили тяжёлые шаги и прозвучавший оглушительно не такой уж громкий перезвон доспехов. Рыцари Веры миновали расстояние, отделявшее их от кафедры, где стоял епископ. Возглавлявший их приор требовательно протянул закованную в латную перчатку руку к стеклянной сфере с клубящимся внутри багровым туманом.

В тот же миг Антрагэ, понимая, что сейчас начнётся, уронил правую ладонь на эфес шпаги. Граф де Кревкёр, стоявший рядом и понимавший ничуть не меньше, взялся за рукоять пистолета. Не отстал от них и торговый князь Альдиче Мондави, коротко кивнув слугам, чтобы, как только всё завертится, уводили его супругу из собора. Находившийся рядом с ними Легион достаточно пришёл в себя после общего молебна, чтобы также подготовиться к грядущей схватке.

Все взоры собравшихся в соборе были устремлены к кафедре, где приор рыцарей Веры обратился к епископу:

— Реликвия никогда не была вашей и не вернётся в Феррару! Именем Господа, которому служу, я требую отдать её мне.

— По какому праву?

Хорошо поставленный голос епископа звучал столь же уверенно, как и когда он читал молитву. Он был хорошим оратором, и вся сцена на миг показалась тем, кто за ней наблюдал, разыгранной по заранее подготовленному сценарию.

— По праву истинного слуги Господа!

Рамиро сделал ещё шаг вперёд, и пальцы его едва не коснулись стекла, заключавшего в себе багровый туман. Епископ тут же отдёрнул руку, и всем стало ясно, что сцена вовсе не запланирована заранее.

— Отдай реликвию, жирный боров! — выкрикнул Рамиро, ничуть не смущаясь святого места и толпы людей. — В тебе Веры не наберётся и на горчичное зерно, раз ты не ощутил, что храм сей осквернён нечистым!

Епископ отшатнулся при этих словах, сунув реликвию обратно в шкатулку. Однако Рамиро шагнул вперёд и поднялся на первую ступеньку кафедры. Латная перчатка сомкнулась на шкатулке, которую епископ сжимал двумя руками.

Воспользовавшись возникшим замешательством и тем, что остальные рыцари Веры также сделали пару шагов вперёд, Вилланова подошёл почти вплотную к дожу. Ваороне неотрывно следил за происходящим на кафедре и даже не повернул голову в сторону оказавшегося так близко к нему рыцаря Веры. Вилланова вынул из ножен на поясе длинный кинжал и левой рукой тронул за плечо дожа. Ваороне повернулся-таки, на лице его за считанные удары сердца сменилась целая гамма чувств. Сначала раздражение, потом удивление, после узнавание, и наконец то, чего ждал Вилланова — страх.

— Я же говорил, что найду тебя, — улыбнулся опальный торговый князь и всадил дожу кинжал в правый бок, метя в печень, — и нашей встречи ты уже не переживёшь.

Он ударил дожа ещё несколько раз. Ваороне не мог издать ни звука, кроме сдавленного сипения — Вилланова левой рукой сдавил ему горло. Мертвенная белизна растекалась по лицу дожа. Кровь из нескольких ран обильно лилась на пол. Ваороне содрогнулся в конвульсии и обмяк — и Вилланова так и не понял, умер тот от полученных ран или от ужаса.

— Довольно этой игры! — услышал Вилланова новый голос. — Тут успели прикончить вашего дожа, пока вы обменивались угрозами!

Опальный торговый князь, как и многие в соборе, завертел головой, отвлекаясь от столь приятного его сердцу зрелища, как подыхающий у его ног Ваороне, и увидел свободно шагающего через толпу человека в простом чёрном одеянии с кожаной тубой под мышкой. В этот момент человек отшвырнул её прочь и продолжил широким шагом идти по направлению к кафедре, где уже стояли приор и епископ.

— Неистовый приор рыцарей Веры, — голос человека в чёрном был полон сарказма, — боится размозжить голову этому фальшивому епископишке? Ты глянь на него, Рамиро! На его жирной роже написан грех симонии, чревоугодия и мужеложства! Да этот кабан же не пропускает ни единого смазливого служки. Мне не надо заглядывать в его жалкую душонку, чтоб увидеть эти грехи!

— Лишь Господь… — начал было епископ, но Рамиро перебил его.

— Этот человек прав, и ты, жалкий отягощённый грехами, не смеешь взывать к Господу. А теперь последний раз говорю тебе — отдай реликвию!