Продовольствием, пушками, порохом, понтонами для перехода через реки — всем, коротко говоря, что необходимо для действующих войск, обеспечит Австрия, уверяли себя и солдат старшие офицеры и генералы.
Так, налегке, не обремененные лишними тяжестями, русские воины, вступив в Австрию, в марте уже оказались в Северной Италии и расположились лагерем, вокруг города Вероны.
Сюда к ним спешил и их почти уже семидесятилетний полководец.
— Андрей Григорьевич! — Суворов не скрыл радости, увидев Розенберга. — Сколько лет прошло после Крыма, а помню, помню вас. Как славно мы там турок бивали. А ныне вот надо французишек проучить. Как полагаете, осилим?
— Без сомнения, ваше сиятельство. — Розенберг щелкнул каблуками.
Седой хохолок Суворова вскинулся вверх, и полководец отступил в глубину зала.
— Атаковать! — донеслось до генералов. — Холодное оружие, штыки, сабли… Не терять ни минуты, брать, преодолевать все препоны на пути, даже те, что брать сверх наших сил! А догонишь бегущих — уничтожай каждого, коли не бросят оружия. Помни: быстрота, натиск — матерь и отец победы. Согласны?
— Так точно, ваше сиятельство, — ответил Андрей Григорьевич, когда Суворов стремительно, как и отбежал, вернулся к строю генералов.
— В бою, в бою буду рад увидеть, кто согласен со мною, — вновь завертелся как волчок Александр Васильевич. — А вот они, французы, — моей, суворовской, школы. Как воюют пруссаки и те, у кого мы нынче в гостях, — австрийцы? У них кордонная тактика: наступает первая линия, за нею — вторая, третья. Как действую я, а теперь и французы? Строя нет — всяк идет — в атаку, имея свой маневр. Столкнулся с неприятелем — первого заколи, второго срази пулей, третьего — вновь штыком или прикладом. Ты — один. Но ты — жив. Их же — трое, но они уже не встанут. Виктория? Виктория, да еще какая!.. Только Господь за что-то прогневался на меня — лишил возможности стать победителен самого Бонапарта, услал его в Египет. Что ж, и генералы его не плохи, хвала Богу и за сей подарок. Ну а наши, русские военачальники каковы? Познакомьте меня с вашими, Андрей Григорьевич, помощниками.
— Позвольте представить… — начал командир корпуса и назвал стоявшего на правом фланге шеренги.
Маленькие глазки полководца почему-то вдруг заслезились, и он смахнул слезу руками.
— Рад, рад, — произнес он, так, кажется, и не разобрав фамилии представляемого.
И другой не остановил внимания.
— Первый раз слышу, — отозвался о третьем и потер глаза, теперь уже ладонью. — Но — рад знакомству.
— Генерал-майор Меллер-Закомельский! — Розенберг подвел фельдмаршала к следующему в строю.
— А-а, помню, — встрепенулся Александр Васильевич. — Не Иван ли?
— Точно так, ваше сиятельство! — отрапортовал генерал.
Суворов поклонился:
— Послужим, побьем французов. Нам честь и слава!
Следующим был назван генерал-майор Милорадович.
— Ты ли, Миша? — Суворов сделал к нему несколько шагов. — Теперь вижу: ты. Ну, здравствуй! Сколько же тебе годков? Двадцать восемь! Помилуй Бог, как вырос. Я же тебя помню верхом на палочке, когда в доме твоего батюшки угощался я пирогами. Какие они сладкие были — до сих пор не могу забыть. Ну, давай, Михаил Андреич, поцелуемся. Ты будешь героем! Ура, ура тебе!..
Перестал смахивать слезу, когда подошел почти к крайнему, среднего роста, ловко сбитому, мускулистому генералу. Выразительное лицо. Большой, с горбинкою, нос и черные живые глаза.
— Никак, князь Петр? — Суворов опередил Розенберга и обнял Багратиона. — Конечно же это ты, орел! Помнишь Очаков? А Прагу? Здесь, говорят, что ни город, то крепость. Вот тебе их и брать! Дай я тебя поцелую — в глаза, в лоб, в губы.
Багратион зарделся:
— С вами, ваше сиятельство, я готов штурмовать небо. Только прикажите!
— Хочешь, чтобы приказывал? Приказывать — моя обязанность как главнокомандующего. На тебя же, князь Петр, у меня иной расчет: ты и без приказа будешь у меня впереди всех. Разве не так?
От лица Багратиона враз отлила кровь — так он взволновался. Но скулы вновь порозовели:
— Спасибо, от души спасибо, ваше сиятельство, за эти слова. За доверие. Это — как получить благословение отца.
Теперь почему-то вновь у Суворова покраснели веки, и на впалую, желтую щеку скатилась слеза.
— Я стар. Слаб. А замена — вот она. — Смахнув слезу, бросился в крайний угол зала — и оттуда Розенбергу: — Ваше превосходительство! Мне бы два полчка пехоты и два полчка казачков. А?
Командир корпуса недоуменно втянул голову в плечи. Потом попытался улыбнуться:
— Так ведь в воле вашего сиятельства все войска. Которым прикажете?
Фельдмаршал снова приблизился, повторив:
— Только два пехотных полчка и два — казачьих.
Розенберг, продолжая улыбаться, развел руками:
— Готов вместе с вами просмотреть роспись всех полков и батальонов. Смотря какую цель имеете в виду, ваше сиятельство. Коли цель — разведка, можно, с вашего позволения, и с меньшими силами…
Суворов нетерпеливо перебил:
— Далеко ли противник? Кто им командует?
— Шерер.
— А-а, этот генерал-квартирмейстер? Чего же ждать? Пока он, каптенармус, все солдатские пуговицы перечистит?
Розенберг уже перестал улыбаться: