Багратион. Бог рати он

Изящно воспитанный и образованный, наделенный проницательным умом, он, чтобы не терять успех у лучшей половины человечества, и в преклонных годах уделял своей внешности постоянное внимание. У него было кукольное, почти женское лицо, в он, как настоящая кокетка, пользовался кремами, чтобы не увядала кожа. Утром же час или два он нежился в ванне, затем столько же времени над его головою трудились парикмахеры.

Он, сам дамский угодник, сразу же подметил подобную склонность у Меттерниха. Молодой человек не был красавцем. Но от него, без сомнения, исходил некий шарм, коего не могут не замечать женщины, особенно те из них, что слывут львицами в большом свете.

И впрямь, появление в Париже нового австрийского посла было отмечено вниманием. И не где-нибудь, а, скажем, в салоне Лауры Жюно. От этой восхитительной женщины, которой не исполнилось еще и двадцати пяти, буквально сходили с ума многие мужчины. Говорили, что когда-то в нее был влюблен и сам Наполеон. Во всяком случае, отдавая должное ее очарованию и умению быстро сходиться с людьми, Наполеон в день ее свадьбы не случайно дал ей мудрый совет:

— Запомните, вы должны все видеть, все слышать и обо всем сразу же забывать. Прикажите вписать эти слова в ваш герб.

Предостережение было не праздным, если принять во внимание, что выходила она замуж за одного из самых известных генералов, а возле нее, в девичестве мадемуазель Пермон, уже крутилась стая сомнительный поклонников, которые могли бы легко скомпрометировать мужа.

Заметим, кстати, что вскоре так и случилось. Генерал Жюно буквально взбесился, когда узнал, что его жена стала любовницей Меттерниха, и потребовал от Наполеона устроить скандал на правительственном уровне.

Тут пришла очередь взорваться императору.

— Послушайте, вы, Жюно! У меня не осталось бы времени заниматься европейскими делами, если бы я брался мстить за каждого рогоносца при своем дворе.

Лауре же на сей раз император дал другой совет:

— Было бы куда лучше, мадам, если бы для собственных удовольствий вы не интересовались иностранцами.

А именно так, на широкую ногу, поставила дело восхитительная Лаура, став генеральшей. Держать открытыми двери своего дома лишь для французов ей вскоре показалось скучным. Она хотела, чтобы о ней говорили во всех столицах Европы. Потому она наняла отель «Реиньер», где начали собираться иностранные дипломаты. Так и оказался Клеменс Меттерних сначала просто в салоне мадам Лауры Жюно, а затем и в ее кровати.

Нет, до скандала было еще далеко. Австрийский посол любовной связью не хвастал, наоборот, он всячески старался ее скрыть. И главным образом потому, что в поле его внимания вскоре оказалась супруга другого генерала, вернее, маршала. То была не менее восхитительная красавица Каролина Мюрат, кроме всего прочего — родная сестра Наполеона.

Вот какие связи легко и быстро установил в Париже ловкий австрийский посол. Конечно, на столь общительного дипломата положила глаз тайная полиция, нити от которой держал в своих руках Талейран. Но гром грянул не с той стороны, откуда его мог ждать Меттерних.

Однажды, в самом начале осени того же 1806 года, возле неприметного, средней руки отеля под названием «У принца Уэльского» остановилась тяжелая дорожная карета, прибывшая, должно быть, издалека. И, по всем приметам, не из какого-либо французского города, а, скорее, из-за границы.

Колеса и задок кареты были заляпаны грязью, крыша и бока ее посерели от толстого слоя пыли. Да и герб на ее дверцах выглядел как-то не по-здешнему: три розы, над которыми парит птица, похожая на жаворонка, а над нею еще одна — орел о двух головах, и каждая из них увенчана короной.

Человек, спрыгнувший с козел, проворно распахнул дверцу кареты, и из нее поспешно выпорхнула молодая дама с превосходным, но несколько бледным, видимо, утомленным с дороги лицом. Она проворно направилась к подъезду отеля, но вдруг в нерешительности остановилась, видимо раздумывая, входить или нет. И надо же такому случиться — в сей момент навстречу ей из дверей показался господин в высоком цилиндре и с тростью в руке.

— Клеменс! Так это ты? Выходит, мне правильно дали адрес, — произнесла приехавшая.

— Катрин? — искренне удивился Меттерних, почему-то быстро оглядевшись по сторонам. — Ваше сиятельство, какая встреча! Нет, право, вы одарили меня таким бесподобным счастьем. Так вы где остановились? Ах да, вы с дороги.

Только теперь Меттерних увидел карету княгини Багратион.

— Так из какого отечества ваше сиятельство изволит держать путь и куда? — улыбаясь продолжил граф, в то же время почему-то бросая взгляд на входивших и выходивших из отеля.

— Вы, граф, забыли свой собственный каламбур, — ответила княгиня. — Мое отечество — это мой экипаж. Я же приехала в Париж, куда и ваше сиятельство прибыли, кажется, тому месяца два назад. Я не ошибаюсь?