bacde8214d448210e41a3677624da803

морщин, усталость в глазах и в голосе. Нет, он еще не выглядел, словно

загнанная лошадь, но явно уже не производил впечатление полного жизни

молодого и уверенного в себе правителя. Даже лицо, бывшее до этого

свежим и розовым, приобрело вдруг некоторый мертвенный синеватый

оттенок.

Он расходовал свою жизнь. Всю без остатка. И не было никакой

уверенности в том, что он не надорвется в самое ближайшее время.

Слишком многое он взвалил на свои плечи, слишком непосильной была его

ноша.

Он сгорал, словно свеча.

Ах, как это не вовремя, как не вовремя. Ах, какие были планы…

Впрочем, может оно и к лучшему.

Баронесса Беатриса Эфрусси де Ротшильд склонила голову, обозначив

церемониальный поклон, насколько это было возможно сидя за столом.

— Я благодарю вас, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие, за предоставленную аудиенцию, и за честь разделить с Вашим Величеством

чай.

— Пустое, баронесса. Чай прекрасен сам по себе, а в присутствии

очаровательной дамы, он прекрасен вдвойне…

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ИМПЕРАТОРСКИЙ

ПОЕЗД. 5 октября 1918 года.

Как же я устал. Кто бы знал. Знала только Маша.

Моя любимая, ненаглядная Маша. Я никогда не представлял себе

насколько ты важна теперь в моей жизни. И как мне может быть плохо без

тебя. Боже, зачем я устроил все это? Господи, за что мне это все…

Как же устал.

Как хочется все послать.

Только Маша умела меня выводить из депрессии.

Маша.

Как я ненавижу этот мир и всех вокруг меня.

Будь все трижды проклято…

Улыбка.

— Пустое, баронесса. Чай прекрасен сам по себе, а в присутствии

очаровательной дамы, он прекрасен вдвойне…

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ

ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.

— Ветер усиливается. Это хорошо…

Ольга удивленно подняла голову и покосилась на Шухова.

— Что ж тут хорошего? Мы и так тут уже льдом покрылись, а

становится все холоднее…

Губы слушались плохо, сидеть на разложенном портфеле втроем было

крайне неудобно, а подложенные под их три попы немногочисленные

чертежи и бумаги, не слишком хорошо изолировали от ледяного дыхания

металла площадки. Даже кожаные штаны и куртки не очень-то спасали от

пронизывающих порывов.

Инженер ответил тихо:

— А то хорошо, что есть шанс на то, что облачность уйдет, или, по

крайней мере, поднимется выше. Тогда мы, хотя бы, сможем оценить

обстановку, увидеть насколько сильно повреждены лестницы и есть ли

вариант как-то спуститься. Да, и снизу нас увидят, а это даст шанс на то, что

нас как-то попытаются снять отсюда. Пока же мы в этом молоке купаемся, мы совершенно беспомощны. Снизу мы не видны, равно как и те, кто

наверху башни, нас тоже не видят.

— Хм… Тогда, ладно. Пусть хоть что-то поменяется. Чем сидеть вот

так…

Танцы, как и следовало ожидать, закончились полным изнеможением

господина Шухова, после чего было решено все же попытаться найти

применение портфелю и спрятанным в нем бумагам.

Пытаясь как-то отвлечься, Галанчикова спросила со смехом:

— Скажите, Владимир Григорьевич, а почему на вашей башне нет

причала для дирижаблей? Сейчас бы раз и все.

Тот пожал плечами.

— Ну, это не так уж просто и сделать, да и задачи такой никто не

ставил. И, потом, зачем нужен причал на высоте в триста пятьдесят метров?

Мало того, что нужны многочисленные лифты для доставки пассажиров на

такую высоту, так еще и со швартовкой все время будут проблемы, учитывая

порывы ветра на такой высоте и восходящие потоки воздуха. Да, в качестве

дополнительной возможности для эвакуации, это могло бы быть полезным, да и то, такая швартовка скорее являла бы собой подвиг. Так что…

— Эх! А, жаль!

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ

ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.

Наконец случилось ожидавшееся чудо — покров облаков сначала

проредил, а затем и вовсе поднялся выше смотровой площадки, на которой

застряли герои. Такое привычное для летчиц явление, каким был проход

облачного слоя, стал вдруг таким волнительным, что Ольга невольно

всхлипнула, увидев вновь серую и унылую поверхность земли. Как же мало

порой нужно для счастья!

— Да, милые дамы, дела наши плохи.

Мостовская встрепенулась и посмотрела туда, куда указывал Шухов.

Да, тут действительно не добавить и не убавить, дела их действительно

плохи. Собственно, ниже их вообще не было никакой лестницы. Лишь

местами сохранилось нечто искореженное и торчащее во все стороны

опасными обломками. Нечего было и думать о том, чтобы спуститься вниз

без сторонней помощи. Впрочем, и путь вверх был фактически отрезан, поскольку метров на двадцать вверх лестница так же отсутствовала.