При воспоминании о приезде ратнинского старосты Анна аж губу закусила.
Тем утром она, хоть и не без сомнений – как-то в чудных портах на люди показаться – решила не откладывать задуманный после давешнего разговора с Нилом осмотр крепостной стены. Уж чего там увидит, и сама не знала, но надо было как-то разбираться. Несколько месяцев назад, когда Мишаня рассказывал матери про новые платья, среди прочего упомянул и одежку, которая со стороны от юбки не отличалась. На самом-то деле это были просто широченные порты – такие свободные, что их складки спадали вниз, как у юбки, и позволяли бабе сидеть в седле по-мужски. После некоторых колебаний Анна сочла, что в таком наряде вполне возможно и по высоким помостам ходить, и по лестницам подниматься, не беспокоясь о том, что снизу на нее пялятся многочисленные отроки. Отчасти решимости примерить столь неподобающее бабе одеяние ей добавила Арина – младшая наставница в таких же портах бестрепетно с девками и стрельбой, и рукопашным боем занималась. Вот и Анна отважилась.
А толку-то! Не успела она от девичьей отойти, как запыхавшийся дневальный доложил, что приехал Аристарх, да не один, а с Кузькой и его помощниками. Оказывается, еще ночью племянник с четырьмя отроками переняли из ночного лошадей да погнали в Ратное за каким-то делом. Ну, поехали и ладно, мало ли что Кузьме понадобилось у отца в кузне, но то, что их назад Аристарх сам не поленился в такую-то даль сопроводить, вызывало весьма тревожные мысли. Обеспокоенная Анна и про порты, что на ней надеты, забыла. Некогда переодеваться – так и поспешила к воротам.
Аристарх же при виде ее только хмыкнул. Соскочил с коня, бросил поводья подоспевшим дежурным, взмахом руки отослал прибывших с ним хмурых отроков и Кузьму, у которого подозрительно припухла и покраснела левая половина физиономии, и одарил боярыню таким взглядом, что у той, как у нашкодившей девчонки, запылали уши – спасибо, под повоем не видно. Но пришлось стерпеть – не впервой. Взгляд – пустяк, и не такое вынесла когда-то.
Большинство ратнинцев знали Аристарха – строгого, но заботливого старосту, члены Перунова братства – своего главу Туробоя. Анне же довелось однажды узреть грозного потворника воинского бога.
Случилось это в самое тяжелое время для рода Лисовинов и для самой Анны, когда после битвы на Палицком поле она осталась вдовой с пятью детьми на руках, а свекор метался в бреду, обезноживший, с обезображенным лицом и почти ослепший. Видать, Господу показалось мало таких испытаний, и в придачу к ним ни с того, ни с сего, непонятно, а оттого и пугающе, заболел Мишаня. Уж на что Настена опытна – и то руки опустила. Пошла как-то Анна за утешением и советом к отцу Михаилу, но услышала только: «Молись, дочь моя, Господь милостив». Она совсем уж было отчаялась, но то ли молилась горячо – и сжалилась над страданиями матери Пресвятая Богородица, то ли другая сила вмешалась (Анна потом даже думать об этом боялась), но однажды Корнея навестил его давний друг, Аристарх Семеныч, ратнинский староста.
Анна тогда как раз свекра кормила – сам-то он не то что вставать, но даже и сидеть не мог; в сознании не всегда пребывал. Бывший сотник, как увидел друга, вцепился снохе в руку – откуда только сила взялась – и прохрипел, отплевываясь от мешающей еды: «Его слушайся, как меня самого!» Потом откинулся на подушку и глаза закрыл. Анна даже испугалась, что кончился железный Корней. Только у нее на глазах слезы выступать стали, Аристарх вздернул ее, как кутенка, тряханул за шиворот, рявкнул: «Сына собирай, щас телегу подгоню!» – и исчез из горницы.