Бабы строем не воюют

Ульяна до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что ее до недавнего времени незаметный муж вдруг породнился с самой влиятельной семьей в Ратном, а тут, в строящейся крепости, и вовсе заделался начальным человеком. Но если раньше она и сама ничем не выделялась на общем фоне ратнинских баб, разве что рассудительна была поболее иных, то теперь, не теряя своей степенности, распоряжалась всеми крепостными прачками, не давая им лениться и строго спрашивая за работу.

«Можно подумать, с малолетства приучена холопками командовать! Ведь недавно еще сама все делала, своими руками. Бывало, и у соседок, кто побогаче, подрабатывала, а сейчас и не скажешь по ней, что Илья одну холопскую семью у батюшки Корнея только-только прикупил. Ладно, за склады и кладовые можно не беспокоиться: Ульяна за Николой присмотрит и до свары не доведет… Да и отрокам не позволит ссориться, даже если Петр недоволен таким возвышением единокровного брата».

То, что бабы, приехавшие в крепость перед самым уходом полусотни, оказались настоящим подарком судьбы, Анна уже поняла. И тихая Ульяна, и громогласная Верка, и непонятная пока до конца Вея – все они без лишних слов, как само собой разумеющееся, сразу же взяли на себя часть ежедневных хлопот, незаметных стороннему взгляду, но известных каждой хозяйке. Тем более что помимо этих, хоть и отнимающих время и силы, но обыденных бабьих забот Анна вдруг обнаружила и множество иных, о которых доселе и не думала. Только сейчас она стала понимать, как не по-женски тяжела та ноша, которую она взвалила на себя, не просто переехав сюда из Ратного, а оставшись в крепости за старшую. Мужская ежедневная ответственность за все и за всех – готова ли она к ней?

Ратнинские жены, проводившие мужей в поход, привычно справлялись с бабьими делами, при нужде взваливая на себя и мужские обязанности по хозяйству, пока мужья и сыновья воевали. Но в селе всегда оставался кто-то, кто принимал на себя иное, что бабам и в голову не приходило. Мужья уходили, но оставался Аристарх – и все шло так, как и должно идти. В мирное время в Ратном, кроме старосты, жил еще и сотник. Корней бывал громогласен, гневлив не в меру, бражничал, но… старшие исправно обучали отроков, десятники держали свои десятки в порядке, и сотня жила вроде бы сама по себе. Сотник же ломал голову о том, что надлежит сделать в будущем, чтобы жизнь и дальше катилась по накатанной колее, да не в глухомань, а по торной дороге. И все, что он делал, зачастую вызывая недовольство, а то и гнев тех, кто не мог постичь конечной цели и смысла его поступков, направлялось именно на благополучие всей общины, ее выживание.

Вот и Мишаня… Мальчишка совсем, но в крепости, пока он рядом был, Анна не замечала многого, хотя и гордилась тем, что ее величают боярыней и беспрекословно слушаются. А получается, что боярыней-то она была не сама по себе – за его спиной.

* * *

И снова, вспоминая первый после ухода полусотни в поход день в крепости, Анна подосадовала на себя. Новая Анна на Анну прежнюю. Как она лихо все разложила и подсчитала: этот за меня, эти тоже за меня, и вот эти, если придется, тоже на мою сторону встанут… А на самом деле? Наставников в крепость прислал Корней, а к Анне они относятся… Филимон, когда объяснял про воинские сигналы, обращался вроде бы к Кузьме, а вразумлял-то боярыню! Илью в крепость зазвал Мишаня, Арину – тоже, Юльку прислала Настена, Плаву привез Роська…

«Кого ж ты сама-то привела под свою боярскую руку, а, Аннушка? Выходит, только Алексея, да и то он не к боярыне пришел, а к своей любушке. Сучка с артельщиками решила обласкать и приблизить? А они уже и так с потрохами Мишанины – он же им возможность выкупиться устроил. Кто ж еще-то? Верка, Ульяна, Вея? Так они вслед за мужьями… А что помогать мне взялись, так сами, по своему желанию. Вот и все ТВОИ люди, матушка-боярыня – один Леша, да и для него ты вовсе не начальный человек, а…»

Анна поморщилась и снова задумалась, перебирая в памяти всех живущих в крепости. Со взрослых мысли перескочили на молодежь.