Бабы строем не воюют

«Ну, что ж, Анна Павловна, давай-ка присядь да попробуй думать, как муж смысленный. Господи, да еще год назад кто бы мне такое сказал… Хватит охать, Анька! Глаза боятся – руки делают. Тут, правда, не столько руки, сколько голова, но все равно, никто за тебя твою заботу не избудет. Для начала вспоминай, как батюшка с Никифором дела вели. Вот, значит, есть у тебя в руках редкий и дорогой товар…»

И сразу же появилась первая трудность: батюшка Павел Петрович с редким и дорогим товаром имел дело лишь от случая к случаю, таков уж у него был взгляд на купеческое дело. Так и поучал Никешу (а Анюта на ус мотала, ибо от нее не таились, не считали нужным):

– Редкость или драгоценность – дело опасное и ненадежное. Во-первых, украсть легко: шкатулка с драгоценностями – это тебе не ладья с шерстью. Шкатулку спер или отнял и сразу обогатился, а десятки пудов шерсти ты еще уволоки, да продай, да не попадись… Понял, на что у татей соблазн больший? Вот так-то!

Во-вторых, драгоценности и редкости покупают только богатые, а их же немного, да и разборчивы они – то ли понравится, то ли нет. Товар же обыденный – одежда, обувь, полотно или кожи для них, посуда или иная хозяйственная снасть, кузнь мелкая, я уж не говорю о зерне – нужны всем и всегда! Конечно, многое простецы сами себе делают, но тот, кто умеет делать все, никогда не будет это делать лучше других!

Ну, как тебе объяснить… вот, скажем, утка. И по земле ходит, и по воде плавает, и по небу летает. Однако же летает похуже многих других птиц, плавает куда хуже рыб, а уж как по земле ходит… Значит, что? Значит, товар, сделанный мастером, который только этим делом и занимается, всегда лучше, чем то же самое, но если ты это для себя сам сделаешь! И мне такой товар не стыдно лицом показать: ну-ка, сравни со своим – мой лучше, да еще на разный манер изготовлен, выбирай, что по душе и по руке. Да, возни больше, да, за пазухой не унесешь – ладья или обоз требуются, но зато дело верное!

«У меня-то как раз наоборот, товар редкий и дорогой. Покупателей мало, да и тех пополам дели – только на баб расчет, мужам-то это все – баловство и суетность. Хотя за красивые тряпки тоже глазом цепляются, да еще как, но не признаются же в том, хоть режь их!

А батюшка что всегда во главу угла ставил? Покупателя – чтобы не сомневаться: продашь или не продашь? А у кружева какой покупатель? Половина из богатых… тьфу, по кругу пошла, дура! Нет, надо как-то иначе.

Хорошо… Почему только богатые? Так понятно – потому что дорого. Что-то такое батюшка сказывал, вроде, что кружева эти шьют, потому и прочные они, не распустить… Шьют! А мы-то вяжем! Крючком, как из шерстяной нитки – варежки, там, носки или еще что-то. Тут важно, что у нас проще, быстрее, а значит, дешевле продавать можем. И не везти за тридевять земель! Точно! Дешевле, чем у армян и греков получится. А еще – больше, чем у них! Так, так, так… Посадить на зиму холопок… да и вообще всех баб, что на лисовиновском подворье обретаются… Крючком-то вязать все худо-бедно умеют, а нет, так подучим. Хватило бы ниток… Да с новыми-то прялками! Ха! Хватило бы кудели! Столько кружева навяжем! Погоди, погоди, матушка! Навязать-то навяжем, а раскупят ли?»

Страхи и сомнения в своих силах одолевали, особенно по ночам, когда отступали ежедневные заботы, но Анна уже понимала, что не отступится, не попробовав.