Бабы строем не воюют

«Э-э, дядька Филимон, опять тебя не туда заносит… Мужи, значит, чужое первенство сами признают, а бабам с ним смиряться надо? Это с какого же перепугу? Ну, непременно надо бабе голову пригнуть! Да вся округа меня лучшей портнихой именно признала… А смирилась или нет – какая мне разница?.. Мужи, значит, не трусят, а рассчитывают, а бабы только шипеть могут…»

Филимон хитро глянул на собеседниц, ожидая вопросов или возражений, но Арина, видно, тоже поняла, что спорить сейчас бесполезно. Слушать да кивать дешевле обойдется, а обсудить услышанное женщины и потом успеют – вот и молчали они с Анной. Удовлетворенный наставник принялся объяснять:

– Вот малые дети отчего ябедничать любят, особенно девчонки? Да оттого, что самому других в чем-то превзойти трудно, а если другие сами в чем-то хуже тебя, то ты по сравнению с ними выглядишь лучше. Вот и бабы, как увидят другую, красивее, лучше одетую или еще в чем-то их превосходящую, так обязательно гадость про нее какую-нибудь норовят сказать. Истинный же муж сам по себе лучше, а не желает, чтобы другие хуже были. А у баб это само собой, ничего особенного, ибо все этим грешны, всем это видно и понятно. Ну, еще чего-то возразить или спросить хотите?

«А толку-то возражать? Ты давно уже для себя все понял, по полочкам разложил… вон, как Илья на складе… Только записать осталось, что где спрятано… Мужи, значит, истинными бывают, а бабы все одинаково плохие? Дурные да злобные?»

– Не то чтобы возразить… – отозвалась Арина. – Только не говори опять, что вранье.

– Буду! Если вранье, то так и скажу. У нас совет!

– Ну, ладно… вот ты все говоришь: лучший, лучший, но бывает же так, что душа не к лучшему лежит. Может быть, и вовсе худший в чем-нибудь, а в доме с ним светло и радостно…

– Ага! Понятно. Опять тебя на дела свадебные потянуло, а не на выбор наставников для девиц. Ну, хорошо, что с тобой поделаешь. Значит, так: не вранье это – глупость! Ну, нету хороших людей, которые своей главной обязанности в семье не исполняют. Не оправдывает этого ни душа светлая, ни доброта необыкновенная, ни что-то еще, ибо рано или поздно оборачивается это злом и бездушием к самым близким.

– Да не про это я! – Арина досадливо мотнула головой. – Про то, что муж должен мужем быть – оно понятно. Но и всех под одну гребенку стричь… – она беспомощно взглянула на Анну, явно не находя нужных слов. Та кивнула:

– Нет, дядька Филимон, Арина не о том говорит. Иной и в несчастье мужем остается – возьми хоть свекра моего. А вот те, кто, как ты говоришь, добротой оправдываются… Да ладно бы еще добротой, а то упрутся во что-нибудь и все за этим забывают!

«Ой, что-то меня не туда понесло… Хотя, как вспомню все, что матушка про святых подвижников да великомучеников рассказывала, так мороз по коже. А матушка еще их мучения так расписывала… Когда она про святую Софию говорила, мне всегда чудилось: она жалеет, что сама ее подвиг повторить – меня на муки отдать не может… Брр…»

– Нет, Анна Павловна, я о другом… – Арина повернулась к Филимону. – Есть же увечные, больные… С ними-то как? Кто-то же и таких, бывает, любит?

– А я и не спорю. Но жизнь свою связывать с таким надо с ясным пониманием, на что идешь, а не выходить замуж из жалости или в надежде, что когда-нибудь что-то переменится… А то потом – близок локоть, да не укусишь. Да и с какой стати они меняться станут? Им и так хорошо, о них заботятся… Ну, еще что-то будете спрашивать или оспаривать?

– Спрошу, – Анна улыбнулась, давая понять, что споров и препирательств больше не будет. – Как все, что ты тут наговорил, нам поможет наставниц для девиц найти?

«А про то, что ты нам сейчас вывалил, мы с Ариной потом подумаем да поговорим».