– Прямо сегодня надо сматываться? – расстроилась Светлана. – Ну, честное слово, нам пойти некуда. Мы с Настюхой, конечно, уедем, но куда нам деваться? Быстро хату не найти.
– Попробую решить вашу проблему, вернусь минут через десять, – пообещал я и вышел на лестницу.
Глава шестнадцатая
Когда я застрял в плотной пробке на шоссе, позвонил Вениамин:
– Ну чего, уладил дело?
– Слов нет, чтобы описать восторг девушки, я все ей объяснил: они с сестрой должны жить тихо, оплачивать коммуналку, сбрасывать вашему помощнику фото квитанций, кто-то будет приезжать, проверять что да как в квартире. Устраивать бордель здесь запрещено, если владелец узнает, что туда протоптали дорогу мужчины, жиличек в секунду выселят. Кем они работают, вам безразлично, но в квартире этим заниматься не стоит. Денег за съем с них не возьмут. Спасибо тебе, мне жалко их стало.
– Ерунда, – засмеялся Гога, – халупа не нужна никому. В детстве я любил ее, но после того, как меня в детдом отправили, аллергия на эти комнаты появилась.
– Может, теперь, когда у них отпала необходимость платить за съем квадратных метров, Светлана и Настя возьмутся за ум? Начнут работать… ну… не знаю кем, перестанут добывать деньги с помощью древнейшей профессии? – предположил я.
– Надо дать им шанс, – подвел итог этой части беседы Гога.
– Повторяю то, что ты уже знаешь, – сказал я, – ко мне обратилась Татьяна Димкина. Ее брат Яков, фамилия та же, угорел в избе вместе с женой Ольгой и сыновьями Глебом, Кириллом и Константином. У Ольги есть брат Федор, священник, к нему приезжал Вадим, первый муж твоей жены. Он представился Вениамином Андреевичем Бобровым, потребовал от церковнослужителя полмиллиона рублей, которые якобы его зять у него в долг взял. А сейчас случайно выяснилось, что Яков один раз побывал у Светланы, чтобы воспользоваться ее профессиональными услугами. Мужик, похоже, имел некие психологические проблемы. По словам девушки, он хотел придушить ее, а когда та отказалась от опасной игры, вышвырнул партнершу в окно.
– Господи! – воскликнул Гога. – Квартира находится на первом этаже, но все равно можно покалечиться.
Я поспешил успокоить друга:
– Девушка не пострадала, только очень замерзла.
– Странная история, – резюмировал Бобров.
– Я никогда ведь не был в детстве у тебя в гостях? – осведомился я.
– Не помню такого случая, – после небольшой паузы согласился Гога, – к нам никто не заглядывал.
– Почему? – удивился я. – В советские годы любимым развлечением были посиделки на кухне, беседа за жизнь под дешевое вино.
– Мать стеснялась убогой квартиры, – пояснил Гога, – она часто повторяла: «Не дом, а нора!» Мне там тогда нравилось, я жил в комнате поменьше и любил ее. Мне было очень уютно там. На окне висели плотные шторы, сквозь них свет не пробивался. У мамы просто бзик был. Едва сумерки опускались, она все окна занавешивала. И не только в комнатах, но и на кухне. Там-то зачем такие же гардины, как в спальнях? Да не просто задергивала, а булавками их скрепляла. Вечером перед сном дверь запирала на четыре замка. Один был хитрый, он снаружи не имел скважины, изнутри только открывался-закрывался. Но и этого Олимпиаде казалось мало, она всегда стелила в коридоре шуршащую бумагу. Паранойя просто. Что у нас красть? Денег маме еле-еле от аванса до получки хватало. До пятого класса она меня сама в школу отвозила и забирала. Потом я стал ездить один. Ты у нас не появлялся, а вот Николетту я один раз там видел.
– Да ну? – удивился я.
Гога кивнул.
– Как-то раз заболел физкультурник, два последних урока отменили. Я радостный домой примчался, давай в дверь звонить, а никто не открывает. А я ключи забыл дома. На улице холодно, я попрыгал во дворе, замерз, зашел в подъезд, поднялся наверх на один пролет, сел на подоконник, жду, когда мама приедет, книгу читаю. Думал, она в издательство поехала, не волновался, понимал: физрук неожиданно захворал, родителей об отмене уроков не предупреждали. И тут! Слышу, открывается наша дверь, и выходит… жена Павла Ивановича, вот я удивился, мне-то на звонок не открыли. Я обрадовался, хотел с ней поздороваться, но тут из квартиры выглянула мама. Она меня никогда не ругала даже за серьезные проступки. Спокойным голосом объясняла, почему нельзя так себя вести. Но в тот день мама за шкирку втащила меня в прихожую и сердито воскликнула:
– С уроков сбежал?
Я объяснил:
– Физру отменили. А что у нас мама Вани делала?
– Рукопись привезла от мужа, – после короткой паузы сообщила моя мать.
Ваня, прости, я приехал на объект. Давай вечером созвонимся?