Бабник

– Ну нет! Не выношу английский кинематограф! И вообще, с какой стати я должна идти на премьеру, чтобы мои фото печатали в газетах для рекламы чужого фильма? Я хочу сказать: разве Гай Ритчи что-то делал когда-нибудь для меня?

– Там еще был Брэд Питт, – заметила я.

– Ну знаешь, Брэд Питт бывает всюду!

– Не крути головой, – сказала Изабелла.

Когда гримерша закончила колдовать, Натали устроилась в шезлонге и соблазнительно надула губки, глядя прямо в объектив.

– Ну как? – спросила она.

– Отлично, – ответила я. – Пока не думай о своей позе, мне нужно сделать несколько снимков «Полароидом», чтобы проверить свет.

Я отчаянно пыталась сосредоточиться на работе. Но руки у меня так тряслись, что я с трудом удерживала экспонометр.

– Ты не подвинешь это зеркало, чтобы я могла видеть, как я выгляжу? – попросила Натали.

Я повернула зеркало, и она принялась вертеть головой и играть со своими волосами.

– Я просто в восторге от всех этих штук, – сказала Натали, не сводя глаз со своего отражения. – Ты так здорово со всем этим справляешься.

– Ну, в общем, ты понимаешь, – промямлила я, смущенная похвалой, которой совершенно не ожидала.

В этот момент я не могла справиться даже со своими мыслями. Что же касалось моей дальнейшей работы, она полностью определялась результатами сегодняшней съемки.

– Мне не нравятся эти тени у тебя под глазами, – сказала я. – Адель, ты не подержишь вот это?

Я развернула свой большой серебряный отражатель и, направив его на лицо Натали, усадила Адель так, чтобы она не попадала в кадр. Ее кремовое платье имело успех, поэтому и настроение поднялось. Но меня все еще смущали странные тени на втором плане, поэтому я переставила один из светильников и мы сделали еще одну пробу.

– Хочешь, чтобы я улыбалась? – спросила меня Натали.

– Пожалуй, лучше не надо, – ответила я. – Если ты улыбнешься, то это будет, как будто ты хочешь нравиться. Я думаю, что в «Сливках» не принято стараться понравиться.

Натали оперлась на одну руку и повернула голову к камере примерно на три четверти.

– Подними руку чуть выше, нет, не эту, другую. Так. Подними на сантиметр подбородок. Отлично.

Я сделала еще один полароидный снимок и села рядом с Натали, чтобы посмотреть, как все это выглядит. Теперь, когда я начала работать по-настоящему, я чувствовала себя немного лучше. Я обмахивалась снимком, притворяясь, что делаю это для того, чтобы он быстрее проявился.

– Как тебе это нравится? – спросила я, показывая фотографию Натали.

– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря, что не надо улыбаться. Так я выгляжу более загадочной. Как будто я думаю о чем-то действительно важном.

Я помолилась про себя об удаче.

– Внимание! Начинаем работать.

– Подожди, – сказала Натали.

Она вытянула вперед губы и подвигала ими, затем так широко раскрыла глаза, что стала похожа на золотую рыбку, и четыре раза мигнула, потом перекосила лицо и крикнула:

– Бррр!

Наконец Натали невозмутимо объяснила:

– Теперь я готова. Нужно было расслабить лицо.

Я отсняла пять кассет пленки: Натали в кремовом платье в золотом шезлонге. На некоторых снимках она смотрела в камеру через плечо, на других сидела, отведя руки за спину и выставив вперед грудь, на третьих свертывалась колечком в шезлонге, закинув руки за голову. Каждый раз, глядя в объектив, я поражалась ее совершенству. Под каким бы углом я ее ни снимала, Натали выглядела безупречно.

Неужели я хоть на секунду могла представить, что Макс собирается предпочесть ей меня? Я что, ненормальная? Разве хоть один мужчина может предпочесть меня Натали? Только Ричард – и сами знаете, что из этого вышло.

– У тебя здорово получается не улыбаться, – сказала я ей.

– Держу пари, ты не сможешь угадать, о чем я сейчас думаю, – ответила Натали.

А я надеюсь, что ты не сможешь угадать, о чем сейчас думаю я. Но вслух я сказала:

– Нет. А о чем?

– Помнишь тот урок биологии, когда нас выгнали из класса, потому что мы отказались резать крысу?

– Я совершенно забыла этот случай! Ты тогда сказала мистеру Харрисону, что мы не можем это сделать, потому что мы вегетарианки, а он тебя как-то обозвал. Это было ужасно.

– Он сказал, что я пустоголовая принцесса.

– Точно! Он ужасно злился на тебя. Значит, это твое лицо означает «Я ненавижу вас, мистер Харрисон»?

– Ну да. Сознание своей правоты, железная принципиальность и желание заехать кому-нибудь по яйцам.

– Просто блеск! Ты выглядишь очень независимой. Интересно, как дела у мистера Харрисона?

– Может, нам стоит его навестить? Сунуть ему в почтовый ящик дохлую крысу.

– Как ты думаешь, он смотрит «Не звоните нам»?

– Мне бы очень хотелось этого. Надеюсь, он еще ездит на своем раздолбанном «Остине Аллегро», а меня представляет в белом «БМВ» с шофером.

– Ты все еще вегетарианка?

– Почти. Но я ем рыбу, так что не совсем. И я ем цыплят, только без кожи. И еще – очень редко – баранину. Мой врач, который лечит иглоукалыванием, считает, что мне необходимо красное мясо. Но я не ем йогурт, потому что туда кладут желатин. А ты?