…После того как партизаны, сдавшие разверстку, обошли почти всю деревню и еще раз поговорили с мужиками, два дня возили мужики зерно в Панфилову ограду и ссыпали мерами на полога, разостланные под навесами. Дома ругались с бабами, а в Панфиловой ограде смеялись:
— Что, дядя Иван… сгребли и у тебя мер двадцать?
Сплошь заросший темными волосами Иван Хряков, также смеясь и поглядывая на партизан, принимавших зерно, отвечал:
— Что с ними поделаешь?.. Они-то ведь последнее отдали. Неуж нам отставать? Все ж таки… средне живу…
— Знамо дело… от двадцати мер не обеднеешь…
— Вестимо…
А Павел Ширяев суетливо бегал меж возов и весела покрикивал:
— Не мешкайте, товарищи! Не мешкайте! После поговорите… Станови, Хряков, коня в очередь… Станови!
Одна за другой подъезжали подводы к Панфиловой ограде. Под навесами росли три вороха желтой ржи и один большой белый ворох овса. Но среди подвод не видно было лошадей богатых мужиков.
Только к концу второго дня подъехал с двумя возами Валежников. На одном сам сидел, на другом работник.
Андрейка Рябцов, встречавший подводы около ворот, взглянул на возы, взял коня Валежникова под уздцы и крикнул:
— Стой, Филипп Кузьмич! Сколько привез?
— Тридцать мер, — ответил Валежников.
— А сколько на тебя положено?
Валежников высморкался и, запинаясь, ответил:
— Мало ли что положено… Сколько есть, столько и везу. Принимай, не то…
— Я спрашиваю: сколько на тебя положено? — гремел Андрейка.
— Сто мер, — нехотя проговорил Валежников.
Андрейка дернул коня в сторону и крикнул:
— Заворачивай обратно! Пока все не привезешь, не примем. Такой приказ ревкома.
— А где ревком-то? — растерянно спросил Валежников. — Поговорить бы мне с ним…
— Нечего говорить… Заворачивай!
Постоял немного с возами Валежников, покряхтел и, оправившись, сказал Андрейке уже сердито:
— Свалю, нето, обратно в свои сусеки… Лешак вас дери… Некогда мне с вами валандаться…
Дернул коня и круто стал заворачивать обратно домой.
Андрейка крикнул ему вслед:
— Саботаж будешь делать… вдвое обложим! Вези без греха.
Но Валежников так и не сдал хлеб в этот день.
А на другой день рано утром в ограду Валежникова ввалилась ватага вооруженных партизан, человек двадцать, во главе с Андрейкой Рябцовым. Без спроса вошли в дом.
Андрейка сразу к делу приступил:
— Ну-ка, Филипп Кузьмич… веди нас в амбары.
— Зачем? — с трудом выговорил побелевший Валежников.
— Сусеки твои осматривать станем.
— Да ведь я ничего… — забормотал Валежников, — я ведь хотел с ревкомом, с Панфилом Герасимычем поговорить… до нового чтобы…
— Ладно! — загремел Андрейка. — Как я начальник милиции… имею полное распоряжение свыше! Иди!.. Показывай…
Он повернулся к сыну Валежникова:
— Ванюха! Бери ключи от амбара… помогай отцу… живо!.. А то в холодной насидитесь… оба…
Ванятка метнул на него злобный взгляд, пошел в куть и снял с гвоздя ключи.
Партизаны гурьбой вошли в ограду, к бревенчатым амбарам.
Осмотрели сусеки с хлебом. На глаз считали количество мер.
Выходя из амбара, Андрейка сказал Валежникову:
— Полтораста пудов сдашь, Филипп Кузьмич. Такой приказ ревкома. Да не мешкай… а то еще набавим!
Валежников только крякнул. Помолчав, спросил:
— А позвольте узнать, товарищи, сколько же положено на Гуковых?
— На Гуковых как было сто, так и останется, — ответил Андрейка.
Вся кровь бросилась в лицо Валежникова, и он заговорил с возмущением:
— Как же это, товарищи? С меня полторы, а с Гуковых сто… Гуковы-то вдвое против меня сеют…
Андрейка засмеялся:
— Мы уже осмотрели сусеки у Гуковых. Нас не проведешь! В гуковских сусеках вдвое меньше, чем у тебя, Филипп Кузьмич.
— А у Волчьего зимовья сколько? Этого вы не считали? — спросил Валежников, прищуриваясь.
— У Волчьего зимовья? — удивился Андрейка. — Где это?
— Что, не знаешь, где Волчье зимовье? — спросил его Валежников. И добавил: — Кабы сходили да порылись в ямах, не стали бы равнять меня с Гуковыми.
Андрейка закусил губу. Нахмурился, соображая, и решительно сказал Валежникову:
— Ну ладно, Филипп Кузьмич… Ты свое выполняй… О других нечего заботиться.
— Обидно, товарищи…
— Полтораста пудов чтобы сегодня было в ограде ревкома! — приказал Андрейка, направляясь к воротам.
Провожая за ворота партизан, Валежников говорил:
— Я не против, товарищи… Привезем… Только неладно у вас свален хлеб: дожди пойдут — погибнет…
— Ладно, не твоя забота, — смеялся Андрейка. — Справимся…
Хлеба, зарытого Гуковым в ямах близ Волчьего зимовья, нашли партизаны больше двухсот мер.
В наказание за сокрытие обложили Гукова на двести пудов и приказали ему очистить амбары для ссыпки казенного хлеба.
Старик Гуков долго упрашивал Панфила о скидке. Но не добился толку. Указал, где зарыт хлеб у Клешнина.
Всю неделю ездили партизаны по оврагам и падям. Открывали и выгребали зарытый в землю хлеб. Заставляли хозяев свозить его в разверстку и ссыпать в порожние амбары. К концу недели набрали полторы тысячи мер.
Секретарь ревкома Колчин приходил в эти дни усталый, измученный.
Похлебывая горячие щи из чашки, он говорил хозяйке: