Бабайка (сказка для детей и отцов мл.возраста)

— Всё, — сказал бородач. Небрежно сложил лист самолетиком, дунул ему в хвост, совсем как у нас во дворе делали это пацаны, и запустил его в воздух. Самолётик неожиданно резво пошёл вверх и обернулся белым голубем. Захлопал крыльями и стремительно полетел, набирая высоту, прочь.

— Будем ждать ответа, — сказал бородач, и внимательно на меня посмотрел.

И я обнаружил, что сижу с открытым ртом.

— Небольшой крюк нам с вами дать придётся, — сказал бородач. — К подножию Спящей лошади. Там источник.

— Чудодейственный?

— Само собой. Пить, кушать что-то надо, а там солонцы есть поблизости. До Далёкой Радости четыре дня пути. Еды на двоих у меня нет. А на солонцах, если повезёт, добудем дичи. Но сначала…

И он, заложив два пальца в рот, пронзительно свистнул. Всю жизнь мечтал так научиться. Ещё с прокаленного солнцем двора моего детства.

Послышалось ржание, и из глубины дубравы легкой рысцой выбежал, и остановился подле бородача, переминаясь с ноги на ногу, темно-зелёный, почти чёрный скакун.

— Молодец, Буц, молодец, — бородач похлопал коня по шее и достал из седельной сумы что-то вроде кожаной папки и перо с чернильницей и снова сел за свой загадочный стол. Вынул из папки лист бумаги, аккуратно открыл чернильницу, взял в правую руку перо, обмакнул его и посмотрел на меня.

— Поскольку общение наше в официальную плоскость перетекает, считаю своим долгом представиться. Констебль Хёрст. Джефф Хёрст. Вот мой знак, — он показал мне перстень. — Ваше имя?

— Григорий.

Джефф Хёрст.

Обалдеть. Поискать, так тут у них, надо полагать, и сэр Роберт Чарльтон найдётся?

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот шестьдесят девятый.

Констебль положил перо и посмотрел мне в глаза.

— Послушайте, мастер, возня с вами и так отнимет у меня уйму времени. Не надо зубоскалить.

— Констебль, — улыбнулся я. — Я — серьёзен.

— То есть вы всерьёз утверждаете, что вам триста с лишком лет?

Я не нашелся что сказать.

— Давайте, попробуем ещё раз, — терпеливо сказал констебль. — Так когда вы, говорите, родились?

— Тогда не знаю, — сказал я и, увидев, как недовольно приподнялись брови констебля, торопливо добавил. — В самом деле, не знаю.

Похоже, такой ответ ему тоже не слишком пришёлся по душе.

— Как вы оказались на территории Соединённого Королевства?

— Я… я не помню. Боюсь, у меня какой-то провал… в памяти.

Отлично понимаю теперь авторов сериалов. Амнезия — это действительно хороший ход.

— Допустим. Скажите, вы подтверждаете, что не в состоянии заверить свою рану?

Ну вот мне и представилась возможность всё выяснить.

— Простите, констебль, — сказал я, дивясь про себя, как легко я сбился на язык Агаты Кристи. — Я не совсем понимаю, что значит выражение «заверить рану».

Перо в руке констебля замерло. Теперь уже мистер Хёрст не понимает, что происходит, подумал я.

— Излечить рану верой, — сказал констебль Хёрст, пристально глядя на меня, — вот что это значит.

— То есть… это как… возложением перстов, что ли?

Удивительно, какие выражения всплывают порой из глубин нашего подсознания.

— Можно и возложением. Это кому как нравится.

— Но… но ведь это чудо?

— Да, — сказал констебль. — Разумеется. И последний вопрос: ваш меч — истинный?

II

— Констебль, я больше не могу.

Не слишком мужественно с моей стороны, но я действительно больше не мог. Констебль развернулся в седле и внимательно посмотрел на меня. Видимо, я был очень плох, поскольку Хёрст молча слез с коня и принял моё заслабевшее тело. Я даже слезть сам толком не смог, а просто соскользнул с конского крупа ему в руки.

Констебль Хёрст уложил меня на травку лицом вверх и развязал мне руки. Вынул из седельной сумы флягу, такую, знаете, как в вестернах, вытянул пробку и сделал глоток. Посмотрел на меня и протянул флягу мне. Я сделал глоток, и поперхнулся, уж больно неожиданно знакомым был вкус напитка. Вкус знакомый с детства.

Тархун. Или что-то очень-очень на него похожее.

Я хренею, дорогая редакция.

А я уж думал, что меня ничто не удивит в этом мире.

— Плохо дело, — глядя, как кашель сворачивает меня калачиком, сказал констебль, и сильно хлопнул меня по спине.

— Не, всё нормально, — сказал я. — Я просто подавился.

— Не в этом суть, — сказал констебль. — Делу дан официальный ход. Бросить я вас не могу. И таскать вас с собой мне тоже не с руки. Вы — обуза, мастер Григорий. Что-то вроде хромой лошади.

Да пошёл ты, подумал я, сам виноват, я к тебе не вязался.

Плохо-то как. Я конечно с огнестрельными ранами раньше дела не имел, но всё равно странно как-то. Может, заражение? Может жёлтые микробы уже вовсю жрут мою плоть или что они там делают. А может, всё-таки…

Попытка не пытка.

— Констебль, скажите, пожалуйста, как вы это делаете?

— Что именно?

— Ну…, — я помялся и всё-таки выдавил: — Заверяете раны.

Какое-то время мистер Хёрст недоверчиво смотрел на меня, потом вздохнул и сказал:

— Основа существования человека — это вера. Человек без веры слаб. Вера даёт средства к существованию и позволяет делать чудеса. Если вы хотите излечиться, то должны верить.