завод химических удобрений. Там делают нитраты и другие
химикаты. (Пауза) А раньше эти компоненты нильская вода во время
разлива несла. Еще со времен фараонов. А сейчас эти частички перед
плотиной на дно оседают.
- Да-а, Сергей, это точно, как ты говоришь. (Это Зозуля влез). Знаешь, Андрей, Сережа в таких случаях говорит: Торжество науки над
здравым смыслом. Так - за это надо выпить!
Вот за что я Зозулю люблю – это за то, что вечно от него
неожиданностей ждешь. То он орлана подранил, в общагу приволок и
потом ему две недели приемного хозяина разыскивал. То он вступление в
партию обмывал и в ментовке оказался, пришлось его оттуда тишком
выцарапывать, чтоб до горкома не дошло. То еще что. Теперь вот решил
на людях с иностранцем полиберальничать, продемонстрировать
верхнестоящим инстанциям, что не зря ему должность дали. Заодно и
меня подразвлечь, чтоб не скучно жилось. Положим, что мне, что ему
особо Конторы Глубокого Бурения опасаться не приходится. Если таких, как мы, со свету сживать, так им что – самим, что ль работать вместо
нас? Но ... .
С другой стороны, давно ли Эдуард Борисович, общий наш знакомец, полетел из главных инженеров краснодарского института именно, что за
язык? И как раз по французской причине. Дело было так, что в Париже
на деловом завтраке с людьми из Крезо тоже Луар на похвальбу
фирмача, какие показатели будут у ихнего будущего компрессора на
пятьдесят пять атмосфер, он возьми, да и ляпни : “Ну, если у вас это
взаправду получится, я готов Вас лично
получится!” Ну, можно ли предположить, чтобы никто из членов
делегации не стукнул? Нельзя. За поступки, бросающие тень на
достоинство советского человека, лишили нашего оратора права на
участие в переговорах с иностранцами. То есть, видимо, всерьез
обсуждалось в инстанциях возможное целование капиталистической
попочки членом КПСС таким-то. По его должности это – фактически
48
запрет на профессию. Сняли, конечно. А французы сколько-то
поудивлялись – куда это остроумный мсьё Эдуар девался, да на самом
деле им до фени – лишь бы газ за компрессора и трубы шел. Чего от
буйных-то ожидать?
- Положим, - говорю, - это не мои слова цитированы, насчет
торжества, а академика Крылова. Вы, Андре, гидравлик – стало быть, имя должны знать. Да уж и ты, Николай Евгеньич!
Ну, и потом, дело, наверное, не только в гидроэнергии, это же не
Боулдер-Дэм и не Братск. Я от этих дел далек, но вот в Саратове, случайно знаю, плотина играет очень большую роль в орошении
Заволжья.
- Да, - отвечает, - конечно. От водохранилища оросительные каналы
отходят, а вокруг них с самолета хорошо видна белая полоса шириной
много километров. Это кальцийсульфат, гипс, соли из грунта от
полива проступают. Я когда последний раз в Асуан прилетал – эта
полоса еще в два раза шире стала. Вот почему-то раньше, еще с
фараонских времен такого не было.
Ну, точно, зря я за их столик сел. Понятно же, к чему он ведет. Конечно, если с нижневартовского аэродрома взлетать, оросительных каналов не
увидишь, но факела – это, действительно, зрелище незабываемое.
Сколько горит – я уже седьмой год меряю и пытаюсь начальству
втолковать, за что многократно неприятности имею. По бумагам-то
ничего нету. Кого обманывают – сами понять не могут. Только вот с
иноземцем я на эту тему толковать не собираюсь, пусть он сто раз
Николаев из донских казаков. Наше местное горе, никто нам не поможет.
Вон академик Сенату на Политбюро пожаловался – и что? Помогли ему
его ляхи? Но хохол, л-лопух! Уши развесил, язык распустил ...
полюбуйтесь на меня, люди добрые!
- Кстати, - говорю, - Андре, Николай Евгеньич мне говорил, что Вы
хотите выставочку своих эскизов в гостинице сделать. Мне бы хотелось
посмотреть.
А он, действительно, мастер по этому делу. Причем, что характерно, в
чисто реалистической манере. Сосны, песочек, лодка на берегу. Нежная
такая кисть. Я уж думал – на Западе такого и не водится. Вот эту мысль я
тут же им обоим и высказал. А заодно байку, как много лет назад мой
приятель академика Шишкина И.И. от нападок защищал. “Я, - говорил, -
художника Шишкина уже за то уважаю, что он природу один к одному
передавал. Другие и этого не могут”.
Засмеялись. Выпили еще под горячее, поговорили о рыбалке, о русской
кухне да о грибах. Я французу обещал солоухинскую книжку дать
почитать, когда в Вартовск вернемся. Черт, может, зря я психанул, а он
никаких скользких производственных тем и не собирался трогать? Все
мы, видать, шпиономанию с материнским молоком впитали. В тридцатые
годы мы б и за одним столиком вряд ли оказались, а случись ненароком –
49