Б-11

«Остался один. Окружен. Буду драться до последнего. Умираю, но не сдаюсь. Старшина Андрей Харси…» – очевидно, надпись обрывалась. Голова старшины Андрея была неестественно вывернута набок, одна из рук валялась в стороне, в оторванном рукаве, и Игорю было страшно подумать, какой из подданных его «друга» Биарея мог такое сотворить. Ему захотелось что-то сделать, как-то почтить память героя, у которого не было выхода, но не было и мысли, чтобы сдаться…

«Игорь?»

«Кажется, у меня начинаются галлюцинации», – решил Игорь. Ему явственно слышался голос Тани.

«Это не галлюцинация, – ответил голос, – я теперь тоже варакью-белети, а эти твари умеют общаться между собой на расстоянии. Так что я разговариваю с тобой через них, но они нас не слышат».

«Ты уверена?» – осторожно спросил Игорь.

«Ты ведь должен был за это время устать, правда? – спросил голос Тани в его голове. – Но ты не устал, и по-прежнему бодр. Твой бел не спал тысячи лет, и сейчас он напился твоей усталостью, чтобы немного отдохнуть от беспрерывной боли. Так что они спят, и проснутся, когда мы будем в их так называемом храме».

«Не собираюсь я в их храм», – подумал Игорь.

«Игорёша, – серьезно сказала Таня. – Знаешь, мне очень не хочется умирать. Раньше было бы все равно, а с тех пор, как я встретила тебя… Может, я размечталась, может, как любая женщина, слишком поспешила, но я видела, что нравлюсь тебе, по-настоящему нравлюсь. И я решила быть твоей – до самого последнего дня… если, конечно, ты согласен».

Игорь почувствовал, как его душу наполняет тепло. О таком он только мечтал:

«Конечно, согласен! – ответил он. – Господи, только бы это не было галлюцинацией! Я бы все отдал за то, чтобы это ты говорила со мной, чтобы ты сказала эти слова!»

«Скоро ты в этом убедишься, – мысли Тани наполнились мягкой нежностью, – и, если хочешь, я повторю это тебе словами. Но есть и плохая новость… последний день у нас уже очень близкою. Может быть, сегодня.

Я не знаю, что ты сумел узнать о… том, что с нами происходит, но поняла, что что-то знаешь…»

«Меня тут немного просветили, – мысленно сказал Игорь. – Вроде бы, мы предназначены в качестве носителей каких-то древних богов, которых некогда загнали в глубины ада».

«Их нельзя выпускать наружу, – перебила его Таня. – Они могут устроить человечеству глобальный апокалипсец. Но, к счастью, у них есть уязвимость. Эта уязвимость – мы, наши тела. Если мы разрушим их, повелители бездны вернутся в преисподнюю. Но мы при этом погибнем, и погибнем навсегда».

«Может, это неправильно, – подумал Игорь, – но мысль погибнуть вместе с тобой, так сказать, в обнимку, меня даже как-то греет. Вот только, что ты предлагаешь? Пристрелить друг друга на брудершафт?»

«У меня идея получше, – ответила Таня. – Здесь у нас полно взрывчатки. Я сооружу два пояса шахида из бронежилетов – выну бронепластины и напихаю в карманы пластит. Думаю, передать тебе такой жилет мне не составит труда. Потом мы пойдем на Церемонию. Там соберутся другие варакью-белети, и, когда церемония начнется, мы взорвем мины друг у друга».

«Классно придумано!» – обрадовался Игорь.

«Тогда жди, – Игорь вновь почувствовал прилив нежности, – я сейчас сделаю бомбы и иду к тебе. Моя белет думает, что я сдалась. Внуши своему белу эту же мысль, это не сложно. И жди. Пусть мы погибнем, но сделаем это вместе».

* * *

Макс развернулся, чтобы броситься к лестнице, но не тут-то было: дорогу ему преградил Македонский. Точнее, тот, кого раньше звали Македонским – назвать это существо человеком было уже затруднительно.

Там, где была роскошная, окладистая борода, змеилась поросль червей-душеедов, они же спадали с головы вместо волос, поднимались вампирским воротником над шеей, выглядывали из множества прорех на комбинезоне Македонского… тонкие, как палец, и толстые, как рука, короткие, не больше пяти сантиметров и длинные – метр и больше, они шевелились, извивались, раскрывали свои воронкообразные пасти, которых у крупных отростков было две или три. Такие же пасти теперь заменяли Македонскому глаза, а новые, паучьи глазки рассыпались по лбу и щекам. Даже язык превратился в червя-душееда, и свисал изо рта…

От ужаса Макс принялся отступать, пока не уткнулся спиной во что-то мягкое. Развернувшись, первое, что он увидел, было прекрасное женское лицо. В такое лицо можно было бы влюбиться до беспамятства… если бы вместо волос не были бы уже знакомые черви-душееды, если бы эти же существа не обвивали ее шею, как диковинный шарф, если бы не маленькие паучьи глазки, усеивающие бледные щеки и высокий лоб. Веки женщины были прикрыты, но, когда они распахнулись – под ними оказались знакомые воронкообразные пасти.

Макс завизжал и сел на пол.

– Ори, ори, – сказал Македонский. – Через двери не услышат. Интересно, ты бы согласился, если бы я предложил тебе стать таким, как мы?

Макс не ответил. Орать он перестал, только всхлипывал тихонечко.