– Пока султан сберется с силами, пройдет немало времени. К тому ж – он ныне затевает войну с Персией. Захват Азова казаками большой острасткой будет не только туркам, но и татарам крымским, а особливо – ногаям на Кубани. Сколь раз татары на Русь ходили, полона сколько брали, сколь выжгли сел да деревень!.. Аль позабыл ты, как грабили тебя да били в одном бою татары, в другом – поляки?
Князь Пожарский напомнил Лыкову еще недавние времена Василия Шуйского, когда отряд Лыкова был разбит татарами и, спасаясь бегством, наскочил на войска Яна Сапеги, довершившего разгром этого отряда.
Лыков неохотно кивнул головой:
– Что вспоминать? Да, было дело… Едва я спасся.
– Три ворога у нас, – твердо сказал Пожарский, – поляки, турки да татары. Давно пора отпор дать шляхте надменной польской. Смоленск, Чернигов, отбитые у нас поляками, – занозы в сердце нашем. Но прежде – так думаю – окраины южные на крепком замке от ворогов держать надобно. А то что ж выйдет? Ляхи на Русь полезут, а татары с ногаями поспешат нам в спину саблями пырнуть. Нам следует крепить донские городки, казакам помогать как можно больше.
Лыков вскочил и, не утерпев, заспорил:
– Казаки у нас все воры и разбойники. Их надобно ссылать на Белоозеро. Они войну придвинули с султаном. Почто им помогать? Учить царя, бояр дерзают. Они ведь и тебя не раз убить хотели.
– Не дело говоришь, боярин. Убить меня хотели и не казаки. Вспомни по-честному. Когда нижегородцы поднялись на защиту родной земли, то не боярин ли Михайло Салтыков пристал к патриарху Гермогену с ножом, чтоб тот писал им грамоты – остановиться? Аль не было того?
– То было!
– Прокопия Ляпунова освободил я в Пронске от осады. А народ о чем кричал: «Стать заодно, очистить землю русскую от всех врагов!» Кто погубил Прокопия Ляпунова? Кто научал атаманов и казаков убить князя Пожарского да Ляпунова?
– То больше ведомо тебе, – хитря, сказал боярин.
– Тебе, поди, неведомо? – грозно сказал Пожарский. – Без хитрости не можешь? Скажу: Прокопий убит был по наущению Заруцкого и князя Трубецкого. А Шереметев с князем Шаховским меня на то ж наметили. Прокопий был убит по ложному доносу Ивана Шереметева, а тот все делал, как дядюшка велел, Федор Иванович, боярин Шереметев.
– Да так ли, господи? – прикинулся несведущим боярин.
– Аль ты вчера на свет родился, – резко сказал Пожарский, – или ослаб умом? Зачинщики хотели все государство разорить, самим же сесть на Москве на место царское. И не единожды племянник Шереметева с князем Григорием Шаховским, с Иваном Плещеевым да с Иваном Засецким подсылали в ополчение лихих людей с ножами, дабы убить меня. Бог миловал, остался жив. Благодаренье воздаю донскому казаку Воскормышу Роману, который вел меня об руку, – раны мои от пуль не заживали. Подосланный Степашка хотел пырнуть ножом в меня, да промахнулся. Роман заплатил за меня своей жизнью… Насмерть. Упал! Окровавленный нож тут же упал. Князь Трубецкой-злодей заслал убийцу, а после от царской милости получил награды первые да царскую признательность. Земский собор отметил князя Трубецкого повыше царского холопа Митьки!
– Потише, князь!.. Злое творишь… Потише! – шептал боярин Лыков, хитро посматривая на князя.
– Злодеи! Шептуны! – с сердцем оказал Пожарский бледными пересохшими губами. – Скоро наступит конец… Скоро! Мстиславские полезли в гору, – прерывая дыхание, говорил князь, – полезли Шереметевы, Черкасские! И разве то неведомо, что Федор Шереметев пожалован в бояре Лжедимитрием…
– Потише, князь… Услышит кто – опала будет. Уймись… – шептал опасливо боярин Лыков.
– Голицыны поперли ныне вверх. А Федька Шереметев был бит не раз поляками, татарами. Походы провалил: разбит у Суздаля Лисовским, разбит под Астраханью еще при Шуйском. Москва шумит, чернь негодует, а царь ему награды сыплет. Федька Владиславу присягал, и договор на царствование в Москве поляков он утверждал! Почет боярину Федору Ивановичу Шереметеву, почет да милость царская, – закончил князь Пожарский.
– О господи! – в тревоге покосился боярин. – О господи!
– Знаю тебя, Борис Михайлович. Все знаю. Дела мои забудутся боярами, но народ правдив, – их не забудет. А ты все сказанное мною ветром понесешь и в палаты царские, и быть мне от царя в большой опале и немилости.
– Помилуй бог!
– Крестись! – поднявшись, выкрикнул Пожарский.
– Вот крест святой. Помилуй бог! Прости все прегрешенья.
Боярин долго стоял перед иконой, крестился, шептал молитвы, а повернувшись – прикинулся лисой:
– Донским казакам бояре учинили выговор с великим шумом.
– Бессмыслица! Уйдут казаки с Дона-реки – государству опасность. Казаки – то люди русские. Приблизить к государству их следует. Московская да Киевская Русь, ежели сойдутся воедино, – сила! Дону помочь – другая сила. Счастливое начало. Пагуба русскому государству от разброда. Не след нам забывать, боярин, тень прошлого: Иван Болотников был в Туле!
Боярин от страха поежился.
– А не придет ли к нам, боярин Лыков, явь новая – бушующая чернь? – продолжал князь.
Боярин вздрогнул.