Азов

В толпе не только шумели, но и переглядывались: «Не подосланный ли дьяк? Если подослан для смуты и допытаемся о том, – дьяка в куль да в воду. Дон примет пьяницу».

– А вот и пойми, – рассуждали казаки, – Михаила Салтыкова возвернули, а наших лучших казаков по тюрьмам держат…

– Хо-хо! – засмеялся дьяк. – Всех ваших казаков, посланных в Москву станицами, пересажали. В Осколе – сидят, в Чердыне – сидят. На Каме – сидят. И в Белоозеро приехал – полон острог, всё ваши казаки сидят. Куют, пытают, бьют вас, да знай одно – сажают! Хо-хо. А будете сидеть в тех тюрьмах, пока послов турецких не перестанете станицами возить в Москву. Вот! Фому свезли, а сами не вернулись. Алей-агу свезли – и тоже не вернулись… Ну что, казаки, сбрехал? Ежели я, Меркушка, сбрехал – помилуйте! А не сбрехал – пожалуйте!..

– А чем нам тебя пожаловать? – смеясь, спросили казаки. – Ты брешешь в лад. Видно, к большим делам стоял ты близко. Поди, проворовался в Москве да вовре­мя сбежал.

– Да он служил в приказах! – отозвался кто-то басисто. – Где-то я примечал его. Потом и в кабаке мы пиво пили вместе.

– А что же скрывать? – оглядываясь на говорившего, сказал Меркушка. – Служил в Москве… Бежал с Посольского приказа… Не выдавайте головою, братцы! Да вы б вина мне дали чарку…

В толпе заговорили:

– А ну, зовите посольского дьяка Гришку Нечаева. Двойник объявился. Принесите ему жбан вина: гляди, скорей все дело разберем.

Но не жбан вина принесли любопытные казаки, а выкатили бочку с крепкой брагой.

– Пей! – закричали казаки. – Да веселее все царское рассказывай! Охота дальше слушать.

Дьяк почесал в затылке и уставился одним глазом на бочку. Другой глаз, бельмом затянутый, скосился набок. Пришел нахмуренный и важный Григорий Нечаев, а вскоре потом – Михаил Татаринов, за ним явился нарядно одетый, серьезный атаман Иван Каторжный. Народу привалило множество.

– Что за диковина? – сказал Иван Каторжный, подходя ближе. – Дорогу дайте!

Казаки расступились, и атаман с Гришкой Нечаевым протискались в середину.

– А который тут дьяк, что с Посольского сбежал? – спросил Иван.

Дьяк поднял голову.

– Да я, мил атаман, бежал с Посольского, – ответил дьяк. – С хорошего не побежишь; каждый спасает шкуру.

– Так, так…

– Куда ни кинешься на Руси, все одно: плодятся воры, нищие! Бояре жадны. Дворяне – и те стонут от разоренья. Хлеб ссыпали в казну – перепродали шведам. А сами щи хлебают голые… Бедным людишкам податься некуда!

– Так, так…

Григорий Нечаев шагнул поближе, лучше пригляделся – и заорал от изумления:

– Меркушка, ты ли?!

– Ой, Гришка, я!

– Где свиделись! Тоже сбежал?

– Сам видишь, Гриша. Сиротская дорога на Дон привела.

– Ну, говори, где ты бывал, что где видал?

– Дай же вина сперва хлебнуть. Все скажу… Я думал, ты пропал бесследно.

– Ну, пей!.. Попался жбанчик махонький, – улыбнулся Татаринов, подсовывая Меркушке огромный жбан с брагой.

Хлебнул Меркушка, и еще больше развязало ему язык.

– Слушайте, братцы, донские атаманы и казаки! По совести вам скажу, ничего не утаю. За все головой отве­чаю.

– Вали!

Дьяк Меркушка начал говорить:

– Алей-ага, братцы, был на Москве!

– Ну, был! – крикнула казаки. – Знаем! Вали!

– Подбивал он, стервь, царя стоять в войне с поляками. Мы-де поможем, пушки пришлем… А пушек не прислали. Людей не дали. Обманом дружбу держал… Бескоролевье ныне кончилось! Владислав сел на польский престол, собрал войско и осадил Смоленск.

– Вали дальше! Знаем!

– А войско там, донские атаманы, гибнет несчитанно! Бояре и дворяне, бросив полки, разъехались, чтоб поберечь свои поместья, воевода же Шеин один не устоит. Монастыри да гости пожертвований и займов не дают! Воеводами цари назначают людей знатных, да больше бестолковых. Военное дело отдали в худые руки иноземцев. Иноземцы дел военных не смыслят, а бояре-то лишь поборы выколачивать горазды.

Иван Каторжный, мигнув Татаринову, подсунул Меркушке новый жбан браги.

– А не ведомо ли тебе, – спросил атаман ласково и пытливо, – какая задержка казакам в Москве случилась?

– Известно! – хвастливо сказал Меркушка, хлебнув снова браги. – Алей-ага всех казаков оговорил!

– О-го-во-рил?!

– Вот и рассовали казаков в тюрьмы. Он же – стервь! – персидского посла оговорил. Просил потом посол шатер за городом поставить – ему не дали. Просил погулять в прохладе за Москвой, потому что ныне весна, а у них в обычаях водится, что в жару гуляют и ездят по бахчам и виноградникам, – не разрешили… Говорил еще Алей-ага, что турецкий султан вскоре пойдет войной на кизилбашского шаха… А казакам донским, которые провожали Алей-агу в Москву, пристава рвали языки да ноздри!

– Ох, сатаны! Перебить бы бояр да приставов на Москве!

– А кому поименно рвали ноздри, дознать не довелось. Да говорили еще в Москве, что на Дон пошлют похвальные грамоты от государя… Вина на Москве пока что казаки попили много. Царь щедро пожаловал.