Азиль

В маленьком траурном зале мгновенно становится тесно и душно. Семья стоит вокруг постамента, Сорси и сёстры Дарэ Ка — у стены, не мешая. Акеми исподтишка рассматривает тех, с кем они едва не породнились. Старший Каро обнимает жену за плечи, та кривит рот, как заведённая повторяя: «Уйдём. Уйдём…». Супруга Советника что-то тихо шепчет, обращаясь к мёртвому. Акеми напрягает слух и улавливает:

— …теперь за меня заступится? Ты один… был другом… Как же я теперь?..

Из-под материнской руки выглядывает девочка, внимательно глядит то на одну из сестёр Дарэ Ка, то на другую. Скорбное выражение на мгновение покидает её лицо, уступая место радости узнавания:

— Кейко! Ты же Кейко, верно? — она подбегает к сестре Акеми, хватает её за руку. — Я тебя видела! Дядя Ники рисовал твои портреты. У него целый альбом рисунков тебя!

Кейко Дарэ Ка кивает, слезинки часто падают на мозаичный пол. Девчонка порывисто обнимает её за талию, прижимается щекой к животу и бормочет приглушённо:

— Ты его береги. Как проснётся, передай, что Амелия тоже его любит.

— Амелия, отойди от неё немедленно! — приказывает отец.

Акеми переводит взгляд на Советника — и её тут же охватывает необъяснимый страх: Бастиан Каро смотрит на Кейко с кривой улыбкой на губах и непонятным торжеством.

— Брат, — говорит он, не сводя глаз с девушки. — Брат, я клянусь тебе: тот, кто виновен, заплатит. Сполна.

Голос, полный тщательно сдерживаемой ненависти, гремит в зале. Акеми не выдерживает, отступает назад, закрыв спиной сестру. И чудится ей, будто лицо Советника расплывается, и через него проглядывает жуткая морда мёртвого Онамадзу. Теперь взгляд Бастиана словно прожигает в ней дыру, заливая душу холодом предчувствия.

Страшный взгляд. Опасный. Как стремительно растущий кристалл синего льда под беззащитно раскрытой ладонью.

— Я клянусь, брат, — хрипло повторяет Бастиан Каро. — Прощай.

И первым покидает траурный зал.

8. Мизерере

Ночью в квартире Дарэ Ка никто не спит. Акеми и Жиль пытаются убедить отца и Кейко, что дома оставаться опасно.

— Ото-сан, надо уходить как можно скорее! — просит Акеми отчаянно. — Я уверена, что за нами придут первым делом.

— Акеми, мы ни в чём не виноваты, — размеренно и спокойно возражает Макото. — Закон в Азиле един для всех. Я уверен: полиция разберётся во всём очень быстро и накажет виновных.

Жиль, жующий кусок рыбы, завёрнутый в тонкую лепёшку, мычит и качает головой, демонстрируя, что его мнение не совпадает с мнением главы семьи.

— Закон есть для нас, есть для Второго круга и, возможно, для части жителей Ядра. Но, ото-сан, нет закона для таких, как Советник Каро. Ты просто не видел его лица вчера. Он расправится с нами только потому, что его брат погиб в нашем секторе.

— Анэ, — тихонько окликает её Кейко. — Я остаюсь здесь. Я виновна. Ники не стало из-за меня. Не хочу прятаться и не вижу смысла. Ото-сан, уходите вместе с Акеми.

Она ставит перед собой на низкий столик любимую чашку, лёгкими движениями поглаживает её ободок. Глаза Кейко прикрыты, лицо ничего не выражает. Волосы уложены в строгую причёску, закреплённую маминой палочкой-заколкой. Девушка одета в чистое самодельное кимоно, и со стороны кажется, что она ждёт гостей.

«А ведь и правда — ждёт, — с ужасом понимает Акеми. — И никуда не уйдёт отсюда».

— К-кей-тян, они ж-же убьют тебя, — озвучивает её следующую мысль Жиль.

— Пусть, — отрезает она.

— Ото-сан! — умоляюще обращается Акеми к отцу. — Не молчи!

— Я останусь с Кейко. Вы идите.

Она открывает рот — возразить, раскричаться, потребовать, чтобы отец и сестра были благоразумны, но… Макото вскидывает руку, обращённую к старшей дочери раскрытой ладонью, обрывая её нерождённый протест. «Это моё право — право решать. Это то, что ты обязана уважать», — говорит этот жест, и Акеми вынуждена повиноваться.

Она сутулится, поникает головой. На глаза наворачиваются слёзы, но девушка сдерживается из последних сил.

— Куда же я пойду… Вы — всё, что у меня есть. Ото-сан, имо то… — шепчет она.

Мир сужается до размеров квартиры под самой крышей дома. Сейчас вся реальность Акеми помещается в маленькой красной чашке в руках сестры. И самое ценное, что есть — мудрый взгляд отца, нежная улыбка Кейко, родной запах на подушке…

— Город большой, он спрячет тебя, — уверенно говорит дочери Макото. — У нас есть друзья.

— И я б-буду с т-тобой, — пытается улыбнуться Жиль.

Акеми не выдерживает. Садится на колени перед неподвижной Кейко, берёт её за руки.

— Кей-тян, родная, одумайся, — сбиваясь, умоляет она. — Сейчас больно, но и эта боль уйдёт. Надо жить, имо то! Нельзя так… Давай уйдём, спрячемся, переждём в тихом месте и начнём всё заново! Кейко, у тебя всё впереди, нельзя сдаваться!

Младшая сестра смотрит ей в глаза жутким, пустым взглядом. Как будто та, которую Акеми знала восемнадцать лет, ушла, оставив лишь оболочку.

— Мне некуда бежать. Перебитый Код доступа меня выдаст первому же встреченному полицейскому. Я не хочу тянуть тебя за собой, Акеми. Но я обречена. Оставь меня и уходите вместе с Жилем.

— М-месье Дарэ К-ка…

— Жиль, я сказал, — строго отрезает пожилой японец.