Азенкур

Скрежет все усиливался, и Давидд ап Трехерн решил, что осторожничать больше незачем. Валлийцы принялись рубить породу в полную силу, с грохотом круша стену в облаке окутавшей их меловой пыли. Кирка то и дело ударяла в кремневые вкрапления, высекая яростные искры, пронзающие полумрак туннеля. Хуку они казались похожими на падающие звезды, и он вспомнил, как бабка при виде летящих звезд всегда крестилась и спешила произнести молитву, считая, что стремительная звезда скорее донесет ее до цели. Закрыв глаза, он молился за Мелисанду и отца Кристофера и еще за Майкла, своего младшего брата, радуясь, что тот по-прежнему в Англии, где нет Перрилов и их сумасшедшего отца-священника.

– Еще день работы – и можно расширять туннель под камеру, – прервал его воспоминания Давидд ап Трехерн. – Тогда башня обрушится не хуже иерихонских стен!

Латники и стрелки сидели в дальней части туннеля, то и дело поджимая ноги и пропуская рабочих, которые выносили лишний грунт и затаскивали в туннель новые бревна, которые будут поддерживать свод. Звук, идущий от французов, теперь слышался яснее, страшнее и неотвратимее. Он доносился с севера, откуда враг вел встречный подкоп. Сидя в пыльной полутьме, озаряемой лишь мечущимися огоньками светильников, Хук не отводил взгляда от дальней стены, которая в любой миг могла разверзнуться и выпустить в подземный мрак толпу закованных в латы вражеских воинов. Сам сэр Джон, мрачный и сосредоточенный, чуть не полдня просидел в туннеле с мечом наготове.

– Врага надо загнать обратно в нору, а потом обрушить над ними свод, – буркнул он. – Проклятье, откуда ж такая вонь? Как в помойной яме.

– А тут и есть помойная яма, – заметил Давидд ап Трехерн.

Болезнь добралась и до рабочих, жижа под ногами становилась все более зловонной от испражнений.

Ближе к вечеру сэр Джон ушел, а через час прислал новых людей на смену охране. Новые стражники, пригибаясь под низким сводом, остановились на пороге, их мечущиеся в полутьме тени казались огромными.

– Силы небесные! – пророкотал чей-то голос. – Чем тут дышать?

– Арбалеты для нас есть? – спросил другой.

– Есть, – объявил Хук. – И даже взведенные.

– Оставьте нам! – велел латник и вгляделся в стрелков. – Хук! Неужели?

– Сэр Эдвард! – улыбнулся Ник, поднимаясь и откладывая арбалет.

– Вот так встреча! – расплылся в ответной улыбке сэр Эдвард Дервент – латник лорда Слейтона, когда-то в Лондоне спасший Ника от господского суда и неминуемого наказания. – Я слыхал, что ты здесь. Как дела?

– Пока жив, сэр Эдвард, – ухмыльнулся Ник.

– Слава богу! Хотя уж Он-то наверняка знает, чего стоит здесь выжить. – Повернув к стене изуродованное шрамами лицо, затененное шлемом, сэр Эдвард прислушался к скрежету. – Французы совсем близко!

– Похоже на то, – кивнул Хук.

– Не верьте слуху, – вмешался Давидд ап Трехерн. – Может, до врага еще дюжина шагов: под землей звуки обманчивы.

– Значит, французы могут оказаться и в пяди от нас? – мрачно осведомился сэр Эдвард.

– Именно, – подтвердил валлиец.

Сэр Эдвард глянул на взведенные арбалеты:

– А наше дело – встретить их стрельбой и перебить?

– Ваше дело – сохранить мне жизнь! – заявил Давидд ап Трехерн. – А вы загородили весь проход! Вас слишком много! Нам еще работать и работать!

Увидев, что латники сэра Джона вышли, Хук велел своим стрелкам уходить и обернулся к сэру Эдварду:

– Пусть ночь пройдет спокойно!

– Боже, услышь его молитву! – улыбнулся сэр Эдвард. – Рад был тебя повидать, Хук.

– Я тоже счастлив увидеться, сэр Эдвард. Спасибо вам.

– Ступай отдыхать, парень, – добродушно отозвался тот.

Хук кивнул, перехватил алебарду поудобнее и, попрощавшись с Давиддом ап Трехерном, стал протискиваться к выходу мимо людей сэра Эдварда. Кто-то подставил ему подножку. Хук разглядел длинный подбородок и запавшие глаза – и в полутьме ему на миг привиделся сэр Мартин, однако тут же стало ясно, что перед ним старший отпрыск священника, Том Перрил. Тут же у стены стоял и его братец, склонившись под низким сводом. Хук прошел мимо, зная, что в присутствии сэра Эдварда его тронуть не посмеют.

Устало бредя по туннелю навстречу дневному свету, уже переходящему в сумерки, Хук думал о Мелисанде, о приготовленном ею горячем ужине, о вечерних песнях у костра, как вдруг мир вокруг него рухнул.

Громовой гул, начавшийся за спиной, мгновенно перешел в грохот. И тут же раздался треск, словно лопнула сама земля. Темные клубы пыли, летящие из глубины туннеля к выходу, зловещим облаком заполнили весь проход, человеческие фигуры во тьме казались грозными призраками. Откуда-то долетели крики и звяканье стали о доспехи – и вопль. Первый вопль.

Французы прорвались в туннель.