1 сентября 1904 года он сообщает:
«Покушение на Его Величество готовится — для меня это не подлежит никакому сомнению. Центр тяжести Б. о. в Одессе. Мне недавно удалось тут прочесть письмо, в котором сообщают, что царь будет в Одессе. Письмо это получилось по адресу Гоца из Мюнхена, а брат Гоца привез его для передачи в Женеву. Мне случайно удалось заглянуть в это письмо. Что касается ряда имен, о которых мне приходилось с Вами говорить, то удалось выяснить следующее: Еремей — Ст. Ник. Слетов, это его имя, которым он пользовался в Киеве, а потому некоторые, знавшие его по России, его так называют. О его роли нечего говорить — он член Центрального комитета партии. Наталья — это Марья Селюк — в Киеве известна под псевдонимом Наталья Игнатьевна — играет первую роль в партии. Веньямин живет за границей с прошлого года, пишет в P. Р. изредка на террористические темы… Бывший социал-демократ — без сомнения, террорист, ездивший в Россию, я предполагаю, по делам террора… Павел Иванович — молодой человек, черные усы, 28 лет, недавно приехал из Питера, видел его несколько раз. Трудно ориентироваться в его роли, но во всяком случае, он шишка»[141].
Веньямин и Павел Иванович — один и тот же человек. Имя его — Борис Викторович Савинков. Азеф прекрасно это знал, так же как то, по каким именно террористическим делам ездил этот человек в Россию. Легко заметить, что Азеф с потрохами выдает охранке видных партийных людей — но не членов БО: они ему нужны.
Слетов, кстати, уже не был членом ЦК: он вышел оттуда после столкновения с Азефом по вопросу об аграрном терроре (то есть о нападении крестьян на усадьбы). Азеф не хотел об этом и слышать, Слетов же считал, что сторонникам «красного петуха» надо дать слово. Да он и сам был, в сущности, на их стороне. В Россию он ехал, чтобы вести пропаганду среди крестьян. Князь Хилков (о нем мы расскажем поподробнее) указал эсерам, что в одной из деревень крестьяне-сектанты сожгли церковь. Задача заключалась в том, чтобы «перевести религиозный фанатизм в революционный»[142]. Полиция колебалась: взять Слетова (что подвергало опасности Азефа) или превентивно арестовать сектантов. Решили, что «нельзя ради безопасности агента жертвовать крестьянами».
Что касается Селюк, то ее отношения с Азефом тоже стали портиться. Она вспоминает об этом так:
«После 1 июля приехали за границу Б. В. Савинков, И. П. Каляев, Максимилиан Швейцер и другие. Наконец приехал также и Азев. Сначала тон у приезжих боевиков был довольно напыщенный… Азева успех очевидно выбил из колеи. Он чувствовал себя героем. Тон его речи был невыносим. „Всё — ерунда, все вы — общепартийные работники — ничего не стоите. Вот мы…“ и т. п. После одной такой беседы я хотела порвать с ним навсегда, я ушла с собрания… Он написал мне письмо, прося меня простить его, принимая во внимание его нервность после пережитого. Спрашивал, неужели же вся наша прежняя дружба с ним не дает ему права верить, что я прощу его и т. д…»[143]
Так что, сдавая именно этих цекистов, Азеф заодно укреплял свои (и своих боевиков) позиции в партии. Это было характерно для него: решать одновременно несколько задач.
13 сентября Азеф сообщает, что «Степан Слетов, брат жены Чернова, едет в Россию, в Петербург через Берлин и Вержболово, и, насколько я узнал, у него будет для проезда немецкий паспорт». Дальше Азеф подробнейшим образом описывает петербургские планы черновского шурина. «Селюк тоже уезжает на днях на Вену и в Одессу».
И Слетова, и Селюк арестовали.
Но все-таки между Ратаевым и его агентом происходили напряженные письменные объяснения:
«Вы упрекаете меня в недомолвках и говорите о бесцельности нашего существования, если мы не сумеем сберечь того, кто дороже всего (вероятно, царя. —
Вы уверены, что Чернов и его супруга знают всё. Допускаю, хотя и не уверен в этом, но ведь всё, что знает Чернов, не передает же он мне. Я могу только стараться в разговорах и расспросах наводить его на то, чтобы он говорил как можно больше по интересующему нас вопросу… Относительно покушений никогда нельзя узнать деталей, которые известны только тем, кто занимается этим, да и то не всем… Если мы сможем дать указание, против кого и где направлено покушение, то это уже много»[144].
В декабре происходит скандал: раздраженный Азеф пересылает Ратаеву копию полученного редакцией «Революционной России» письма («Департамент полиции располагает сведениями о след. соц.-рев.» — и далее список).