Азазель

— Да. Ещё их иногда называют «черти» или «керы», от coeur.[16] Ступайте в костюмную. Вам по мерке подготовили наряд, а завтра к обеду скроят и целый гардероб на все случаи жизни. Марш-марш, Фандорин, у меня и без вас дел довольно. Сразу после Зурова сюда. В любое время. Я сегодня ночую в управлении.

И Бриллинг уткнулся носом в свои бумаги.

Глава восьмая, в которой некстати вылезает пиковый валет

В прокуренной зале играли за шестью зелёными ломберными столами — где кучно, человека по четыре, где по двое. У каждого стола ещё топтались зрители: где игра шла по маленькой, — поменьше, где «шпиль» зарывался вверх — погуще. Вина и закусок у графа не подавали, желающие могли выйти в гостиную и послать лакея в трактир, но посылали только за шампанским, по поводу какого-нибудь особенного везения. Отовсюду раздавались отрывистые, мало понятные неигроку восклицания:

— Je coupe![17]

— Je passe.[18]

— Второй абцуг.

— Retournez la carte![19]

— Однако, господа, прометано!

— Шусточка убита! — и прочее.

Больше всего толпились у того стола, где шла игра по-крупному, один на один. Метал сам хозяин, понтировал потный господин в модном, чрезвычайно узком сюртуке. Понтёру, видно, не везло — он покусывал губы, горячился, зато граф был само хладнокровие и лишь сахарно улыбался из-под чёрных усов, затягиваясь дымом из гнутого турецкого чубука. Холёные сильные пальцы в сверкающих перстнях ловко откидывали карты — одну направо, одну налево.

Среди зрителей, скромно держась чуть сзади, находился черноволосый молодой человек с румяной, совсем не игроцкой физиономией. Опытному человеку сразу было видно, что юноша из хорошей семьи, на банк забрёл впервые и всего здесь дичится. Несколько раз тёртые господа с брильянтиновыми проборами предлагали ему «прометнуть карточку», но были разочарованы — ставил юноша исключительно по пятёрочке и «заводиться» решительно не желал. Бывалый шпильмейстер Громов, которого знала вся играющая Москва, даже дал мальчишке «наживку» — проиграл ему сотню, но деньги пропали зря. Глаза у румяного не разгорелись и руки не задрожали. Клиент получался неперспективный, настоящий «хлюзда».

А между тем Фандорин (ибо это, разумеется, был он) считал, что скользит по залу невидимой тенью, не обращая на себя ничьего внимания. Наскользил он пока, правда, немного. Один раз увидел, как очень почтенного вида господин потихоньку прибрал со стола золотой полуимпериал и с большим достоинством отошёл в сторонку. Двое офицериков громким шёпотом ссорились в коридоре, но Эраст Петрович ничего из их разговора не понял: драгунский поручик горячо уверял, что он не какой-нибудь юлальщик и с друзьями арапа не заправляет, а гусарский корнет пенял ему каким-то «зихером».

Зуров, подле которого Фандорин нет-нет, да и оказывался, явно чувствовал себя в этом обществе как рыба в воде, да и, пожалуй, не просто рыба, а главная рыбина. Одного его слова было достаточно, чтобы в зародыше подавить намечающийся скандал, а один раз по жесту хозяина двое молодцов-лакеев взяли под локти не желавшего успокоиться крикуна и в два счёта вынесли за дверь. Эраста Петровича граф решительно не узнавал, хотя несколько раз Фандорин ловил на себе его быстрый, недобрый взгляд.

— Пятый, сударь мой, — объявил Зуров, и это сообщение почему-то до крайности разволновало понтёра.

— Загибаю утку! — дрогнувшим голосом выкрикнул он и загнул на своей карте два угла.

Среди зрителей прошёл шепоток, а потный, откинув со лба прядь волос, бросил на стол целый ворох радужных бумажек.

— Что такое «утка»? — застенчиво спросил Эраст Петрович вполголоса у красноносого старичка, показавшегося ему самым безобидным.

— Сие означает учетверение ставки, — охотно пояснил сосед. — Желают на последнем абцуге полный реванш взять.

Граф равнодушно выпустил облачко дыма и открыл направо короля, налево шестёрку.

Понтёр показал червового туза.

Зуров кивнул и тут же метнул чёрного туза направо, красного короля налево.

Фандорин слышал, как кто-то восхищённо шепнул:

— Ювелир!

На потного господина было жалко смотреть. Он проводил взглядом груду ассигнаций, перекочевавших под локоть к графу, и робко спросил:

— Не угодно ли под должок?

— Не угодно, — лениво ответил Зуров. — Кто ещё желает, господа?

Неожиданно взгляд его остановился на Эрасте Петровиче.

— Мы, кажется, встречались? — с неприятной улыбкой спросил хозяин. — Господин Федорин, если не ошибаюсь?

— Фандорин, — поправил Эраст Петрович, мучительно краснея.

— Пардон. Что же вы всё лорнируете? У нас тут не театр. Пришли — так играйте. Милости прошу. — Он показал на освободившийся стул.

— Выберите колоды сам, — прошелестел Фандорину на ухо добрый старичок.

Эраст Петрович сел и, следуя инструкции, весьма решительно сказал:

— Только уж позвольте, ваше сиятельство, мне самому банк держать. На правах новичка. А колоды я бы предпочёл… вон ту и вот ту. — И он взял с подноса нераспечатанных колод две самые нижние.

Зуров улыбнулся ещё неприятнее: