Азарт и страсть

Сон. Конечно, это сон. После гибели дяди ей столько раз снился пожар. Дым внезапно стал гуще, и она закашлялась. Она хотела снова уснуть.

– Давай, Эмили. Мы должны идти. Я отвезу тебя домой.

Ее глаза слезились из-за густого дыма. И наверное, ее уши творили с ней шутки. Она уже слышала это раньше. Мэтью твердил эти слова после смерти дяди.

– Пойдем, я отвезу тебя домой.

– Это сон, – вздохнула она.

– Нет. Тебе плохо от дыма.

Да, ей плохо. Не в состоянии думать, Эмма просто пошла на голос, прямо к фигуре, к руке, которая сейчас касалась ее. Пальцы сомкнулись на ее запястье. Она открыла глаза.

– Нет! – закричала она, увидев перед собой лицо Мэтью. – Где Харт?

– Это я, Мэтью. – Его пальцы сжались сильнее и тащили ее из спальни в раскаленный воздух. – Я пришел, чтобы спасти тебя.

– Нет, нет, нет. – Она боролась, задыхаясь в дыму. – Это сон. Нет никакого пожара. Пусти меня. Где Харт? Пусть он придет… – Но он тащил ее в коридор, прямо туда, где плясало оранжевое пламя.

– Мэтью! – закричала она. – Остановись! – Но они уже были в холле и жар обжигал ее кожу.

Когда он подтащил ее к задней двери, Эмма больше не сопротивлялась. Она могла видеть проем впереди, дверь, которая спасет ее от этого ада. И Бесс…

– О нет! Бесс! Проснись. Пожалуйста, проснись. Пожар! Мэтью, ты должен найти Бесс.

– Я пришел за тобой, Эмили. Надо спешить. Нужно уйти отсюда. Это не твой дом, он не нужен тебе.

Холодный, живительный воздух окутал их. Эмма глубоко вздохнула и поняла, что они спасены, но…

– Бесс! Я должна вернуться за ней…

– Нет. – Он тащил ее вперед, где в ночной темноте стояла лошадь. Эмма сопротивлялась и кричала. Лошадь тоже заржала, подняв голову. Эмма бросила взгляд через плечо и увидела, что пламя осветило весь двор. И там, открыв дверь своей комнаты, выползла во двор Бесс.

Эмма заплакала от облегчения, и каждое всхлипывание наполняло ее легкие холодным воздухом. И тупость от сна и дыма понемногу прошла.

– Ты, – простонала она, – ты сделал это! – Что-то ужалило ее руку. Она увидела грубую веревку, которая завязалась узлом. – Ты сделал это!

– Садись на лошадь.

– Нет, ты сумасшедший. Ты поджег мой дом.

– Это не твой дом. Твой дом там, где я.

– Ты… О, Мэтью. Ты поджег и дом моего дяди. Да? Ты убил его!

– Нет, – пробормотал он. – Нет. Нет.

– Ты убил его.

– Это был несчастный случай. Если бы ты тогда доверилась мне. Если бы согласилась выйти за меня… мне не нужно было бы ничего предпринимать, чтобы привести тебя в мой дом. Я думал, если его не будет, мы будем жить в доме моего отца. Вот в чем причина. Это ты во всем виновата. Все твоя вина.

– О Боже. Мой дядя.

– Садись на лошадь, Эмили.

– Нет. – Пощечина прервала ее протест. Щека залилась краской, и тогда он ударил ее снова. Когда она попыталась отвернуться, его кулак пришелся в скулу, и она упала.

Она могла лишь закрыться руками, чтобы защитить себя, когда удары посыпались снова и снова. Кровь стекала с разбитой губы, и она погрузилась в серый, безмолвный туман.

Мир пошатнулся и поплыл, и она чувствовала, что ее тело уносит куда-то… и нет никаких сил, чтобы остановить это.

Глава 22

Карета тряслась и подпрыгивала на плохой дороге, Харт морщился при каждом толчке, отзывавшемся болью в измученном теле. Шум волн должен был действовать умиротворяюще, но он стиснул зубы, ненавидя этот звук. Он слышал этот шум всю ночь, ворочаясь и силясь заснуть в неудобной чужой постели. И подозревал, что воспоминание об этом будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.

Оставить гордость и увидеть Эмму еще раз…

Солнечные блики переливались и отражались в воде, смеясь над его бесплодными усилиями.

Она сказала ему, что он отвратителен ей, и просила никогда не возвращаться. Но разве его сердце может примириться с этим? «Ну, нет, старина, попробуй-ка еще раз». И вот он снова по той же самой дороге направляется к ее дому.

Он объяснился с ней и уехал. Униженный и оскорбленный. Кляня ее за бессердечность. Жестокая ведьма, она целила прямо в его сердце, и ее стрела с легкостью нашла мишень. За исключением…

За исключением того, что ее атака не имела смысла. После того как он успокоился, утолив боль половиной бутылки виски, его сознание прояснилось и помогло ему увидеть происшедшее с другой стороны. Эмма Дженсен лгала.

Она сказала, что не хочет иметь с ним ничего общего. Утверждала, что он отвратителен ей. Но могло ли это быть правдой? Каждое движение, которое она совершала в Лондоне, каждое сказанное ею слово, каждое заключенное пари помогали ей двигаться к цели. Она рассчитала все, кроме того времени, что провела с Хартом, это время только мешало выполнению ее плана. И та ночь в его доме – она могла разрушить его окончательно. Если бы он понял правду в ту ночь, ее ложь рухнула бы как карточный домик.

Да, она пришла к нему. Пришла по собственному желанию. И без всякого расчета.

Разве она сделала бы такое, если бы он был противен ей?