Азарт

Так Маттиас Грюневальд рисует Воскрешение – как своего рода светящийся эллипс, точнее, эллипсоид – трехмерную фигуру, полученную от вращения эллипса. Полагаю, что Аристотель представлял себе эйдос именно воплощенным в такой вот эллипсоид – это у Платона или Гуссерля эйдос есть лишь умопостигаемая сущность, но для Стагирита эйдос – зримое воплощение идеи. Христианская мандорла, как я полагаю, подтверждает феноменологию Аристотеля. Мандорла, эллипсоид с нестерпимо ярким эпицентром, не имеет никакой внешней зависимости – она не связана с нашей перспективой и центром тяжести, но парит сама по себе; для платоника это прямая иллюстрация сущности, вынесенной вне предметной среды. Можно представить, что если бы Плотин мог, находясь в Египте, созерцать мандорлы первых иконописцев (впрочем, мандорлы, как говорят, появились на два века позже), – то он соотнес бы их с тем эйдосом, в котором, как он утверждал, обязана присутствовать материя, дабы придать ему форму. Этот овеществленный эйдос, по неоплатонику Плотину, предшествует возникновению внутреннего эйдоса, каковой формы уже не имеет, а соответствует христианской любви. И что есть этот зримый эйдос, как не испепеляющее свечение?

И не только неоплатонизм говорит нам о светящемся эллипсе, в иконологии науки мандорла присутствует также – немецкий ученый XIX века соотнес бы ее с новым для того времени определением геоид, то есть с формой планеты. И последнее утверждение убедительно. Христианские художники изображали мандорлы как своего рода небесные тела, летающие объекты, наподобие звездолетов. Эти мандорлы на иконах дают основание обывателям XX века полагать, что иконописцы наблюдали пришельцев с далеких звезд, помещенных в летающие тарелки.

Но мандорла есть просто изображение концентрации энергии, изображение светозарности столь интенсивной, духовной мощи столь плотной, что дух сам по себе, своей субстанцией формирует образ, находит, как ему воплотиться. Фактически концентрация духовной энергии образует тот же эффект, что и концентрация энергии физической. А именно – является нам через взрыв, оформленный в зримый образ. Небесная эманация, согласно художнику Грюневальду, это гигантская светящаяся мандорла, напоминающая взрыв. Иисус воскрес благодаря невиданной смертными концентрации духовной энергии, которая явила себя через светящуюся мандорлу. При свете этого взрыва стало видно далеко, вспышка оказалась столь яркая, что ее увидели не только стражники гробницы Иисуса, но вздрогнули, ослепленные сиянием, окрестные племена, и весь мир увидел это святящееся ядро воскрешения.

Не так ли толкуют богословы Фаворский свет, когда цитируют Евангелие: «и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет»?

Впрочем, это лишь сегодня, спустя много лет, я могу так анализировать явление – тогда я ничего этого не знал; в ту ночь я лишь увидел ослепительную вспышку и поразительно яркое сияние, которое надолго осталось в небе.

При ярком белом свете мы увидели дуврский берег, который был очень близко от нас, мы увидели далеко вперед весь протяженный пролив и гладь воды, мы отчетливо видели проход между скал, и мы видели три барки с беженцами, которые изменили курс – и шли теперь прямо и ровно.