Майор Лысцов вечером так и не объявился – закрутили, видимо, дела. Басаргину осталось только надеяться, что он появится утром в кабинете, как обещал. У Лысцова уже должна бы и накопиться информация, которой сейчас остро не хватает Александру, чтобы выстроить стройную цепочку из отдельных рваных фрагментов.
Подполковник Елкин позвонил в половине одиннадцатого.
– Санек, выходи на улицу, чтобы нам всей толпой во двор не заезжать. Ты же знаешь, что я со своим животом в твоем дворе не развернусь.
Александр быстро собрался. Под слегка тревожным и одновременно любопытным взглядом жены передернул затвор, досылая патрон в патронник, и сунул пистолет в подмышечную кобуру.
Уже перед выходом Александра не удержалась, и – женщина! – спросила:
– А когда вместе будем... Вместе выезжать будем?
Басаргин улыбнулся осторожно, чтобы не обидеть наивную Александру.
– Я еще и сам не знаю, из чего будет состоять моя работа...
С этой обтекаемой фразой он и переступил порог. Она не закрыла сразу дверь, провожая. Лифт работает. Пешком спускаться не надо. И Александр махнул рукой: дескать, закрывай.
Чтобы выйти на внешнюю улицу, по которой будет проезжать группа, Александру пришлось обойти весь многоподъездный дом. Сейчас во дворе так же малолюдно, как днем. Только днем бабушки гуляют с малолетними внучатами, а сейчас молодежь сидит в песочницах и качается на качелях. Вроде бы и переросли такие забавы, а нет – именно в песочнице им надо пиво пить, а не где-нибудь еще. Молодежи в доме много, но держатся они отдельными группами. Иногда выясняют друг с другом отношения. Басаргин уже не однажды наблюдал эту картину и вспоминал двор своего детства, где было множество домов поменьше, много коммунальных квартир, и где все, взрослые и дети, жили дружно. Панельные дома-великаны отделяют людей друг от друга сильнее, чем что-то другое. Сам Александр даже не знает всех жильцов своего подъезда, хотя живет в этом доме уже шесть лет. Даже в лицо не всех знает, не говоря уже о более тесных отношениях. Разве что ближайших соседей – по лестничной площадке, соседей сверху и снизу – помнит по имени. Из более дальних – только фотографа-репортера. И то только потому, что, когда близнецы были маленькими, он их решил пофотографировать во дворе. Потом принес черно-белые довольно высокого качества снимки и не забыл взять за работу деньги. И тем не менее даже этот фотограф отдален настолько, что ничего практически о нем не знаешь.
Пришли мысли, что раньше никогда не было такого разделения семей. Русские дольше других жили общиной. Еще в начале двадцатого века сельская община считалась главной нравственной силой России. Потом заставили жить извращенной общиной, когда строили колхозный коммунизм, и именно это, наверное, заставило искать уединения. Человеку свойственно бросаться в противоположную сторону от того, что ему навязывают.
С такими мыслями он вышел к дороге. От перехода отошел метров на двадцать в сторону и занял место у столба с фонарем, чтобы его было издали заметно. Дважды останавливались проезжающие мимо «леваки».
– Куда? – спрашивали заинтересованно.
Клиент серьезный, интеллигентный и, главное, внешне безопасный. Именно такой, какого ищут. Александр махал рукой: проезжай.
Группу он заметил издали. Две «Волги» и три «Газели» шли строго в ряд, выдерживая дистанцию. Передняя «Волга» мигнула сигналом поворота. Увидели его. Остальные машины скорость снизили, но движение продолжили. «Волга» остановилась. Водитель руку протянул – распахнулась задняя дверца, потому что на переднем сиденье традиционно восседал подполковник Елкин, который сзади мог бы поместиться, только сидя поперек салона. Басаргин сел, захлопнул дверцу, и машина сразу же набрала скорость, догоняя колонну.
Подполковник совершил умопомрачительный маневр – повернулся, чтобы пожать руку Александру. Но это отняло столько сил, что Елкину, всегда болтливому, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и выдохнуть, прежде чем он обрел способность говорить.
– Шурик, ты, я вижу, больше общаешься с майором Лысцовым, чем с сотрудниками своего отдела. И даже мысли свои нам передаешь при его посредничестве. Но если уж судьба свела нас на узенькой дорожке...
– В узеньком автомобиле... – поправил его Басаргин.
– Пусть так, – беззлобно согласился Елкин, потому что сам сознавал – для его фигуры неузким может быть только кузов карьерного самосвала «БелАЗ». – Пусть так... Но поделись мыслями с товарищами. На основании чего ты пришел к выводу о существовании еще нескольких цехов и заставил меня пролить несколько литров пота и бегать, как Савраска, по Москве в поисках оных, и каким образом ты удосужился сберечь мое любимое тело от беззастенчивой пули киллера?
Александр улыбнулся. Елкин всегда смешил его быстрой безостановочной речью и образностью выражений, к которой стремился.