Автопортрет с устрицей в кармане

— И валялись осколки тарелки с этим дурацким фламинго. Викарий сказал, что надо звать доктора и полицию. Что это, инспектор? Это ведь не случайность?..

— Я жду отчета от доктора Уизерса, — сказал инспектор, — но думаю, это отравление цианидом.

— Ее убили?

— Да. Не знаете, хранит ли тут кто-нибудь цианистый калий?

– Эдвардс недавно запасся им, — сказал Роджер, — чтобы вывести ос.

— Где он его взял?

— В бэкинфордской аптеке; вы убедитесь сами, если заглянете в их регистрационный журнал. Удивительно, что такие вещи продают беспрепятственно.

— Где он его хранит?

— В сарае, вон там.

— Кто может туда войти?

— Кто угодно.

— А кто знал об этом?

— По-моему, все, — сказал Роджер. — Джейн?.. — Она кивнула. — А мне он сказал об этом позавчера вместо приветствия. Он не хочет, чтобы окружающая природа оставалась в неведении о его намерениях. Кроме того, тут есть повод для гордости — это ведь совсем не то что посыпать солью садовых слизняков.

— А он не пробовал делать это бензином?.. У него, кажется, есть опрыскиватель.

— Понимаете, — начал Роджер, — человек долгое время делает одно и то же… например, опрыскивает осиные гнезда бензином… а потом решает, отчего бы не попробовать что-то другое, например, цианистый калий; и вот когда он делает это раз или два, то понимает, что занимался этим по чистому недомыслию и что ему не стоило менять бензин на что-то еще, потому что только с бензином он был по-настоящему счастлив, а цианистый калий — это, конечно, хорошо, но совсем не то, что ему нужно… Ну, вот так это бывает.

Инспектор с изумлением смотрел на него.

Джейн, отняв ладони от лица, смотрела на него с таким же изумлением.

— Спасибо, мистер Хоуден, — сказал инспектор. — Теперь мне все понятно. Пойду поговорю с Эдвардсом.

— Вот ужас, а? — несколько театрально произнес Роджер, едва инспектор вышел. — Не успеешь прийти в себя после смерти Эмилии, как тут новое убийство. Все покрыто мраком, на каждом лежат подозрения, инспектор ничего не говорит. Как ты думаешь? По-моему…

— Роджер, извини, я не хочу с тобой разговаривать.

— Джейн, я…

— Кажется, меня кто-то зовет.

— Опять, — сказал Роджер, оставшись один. — Ну, Бог с вами со всеми, — пробормотал он и вышел в сад.

— Тут что-то не так, — сказала Джейн. — Я не могу в этом разобраться. Понимаешь, — сказала она картине, — в рецепте были куриные яйца, а это значит, что… Тут происходит столько ужасного, мне было бы чем себя занять, но я не могу не думать о том, что он… Нет, не может быть. Должен быть какой-то другой смысл. Умный человек на моем месте все понял бы и объяснил. Например, Роджер, он сперва засыпал бы меня историями об итальянских художниках, но потом, если набраться терпения, он непременно бы все объяснил. Но Роджера нельзя об этом спросить. А кто… добрый день, мистер Годфри, что такое вы делаете?..

— Вы меня осудите, — угрюмо сказал мистер Годфри, пробирающийся по комнате с глазами, уставленными в пол.

— Нет, почему же…

— Я кое-что потерял.

— И почему я буду плохо о вас думать?

— Потому что в доме скорбь и мне следовало бы подчиниться если не зову сердца, то хотя бы приличиям, — отвечал мистер Годфри, блуждая вокруг стола, — а я всем своим видом показываю, что есть вещи, которые для меня важнее.

— Давайте я вам помогу искать. Что именно вы потеряли?

— Медаль.

— Ту, которую показывали вчера?

— Да, именно ее. Я вернулся к себе и спохватился, что ее нет. Конечно, я мог бы утешаться соображением, что все остальные целы, но когда что-то пропадает, как вам известно, оно всегда оказывается ценнее, чем то, что спокойно лежит на месте. Я даже на тетрадрахму Лисимаха теперь не могу смотреть без досады. Будь здесь мистер Хоуден, он непременно сообщил бы по этому поводу какой-нибудь назидательный случай из жизни итальянских художников, но в его отсутствие я вынужден утешать себя собственными силами.

— Это очень обидно, — сказала Джейн, тоже пускаясь ходить по комнате с опущенным взором. — Мы обязательно ее найдем, не могла же она никуда деться из дому… А вы смотрели на лестнице?

— И не один раз.

— А вы не пробовали вспомнить по порядку все места, где вы вчера были? Ведь если мысленно пройтись…

— Пробовал, — отозвался мистер Годфри не без раздражения. — Я помню все места, где я беседовал с викарием, где я слушал рассказы мистера Хоудена о пристрастиях форели, где инспектор спрашивал меня о моем перстне и…

— Вас он тоже спрашивал? — спросила Джейн. — Удивительно. Он бродил здесь такой печальный — видимо, с расследованием что-то не так — и вдруг заинтересовался моим колечком, а потом оказалось, что у мисс Робертсон почти такое же и на том же пальце, ну и было немного неудобно… Зачем ему это?

— Не знаю, — сказал мистер Годфри, подходя к шкафу с видом человека, намеренного смиренно просить его о дальнейших милостях. — Он заметил гемму на моем перстне. Я объяснил ему, что на ней изображен Гарпократ с розой, а заодно пересказал, что пишет Геллий по поводу обыкновения древних носить перстень на безымянном пальце левой руки, так что, надеюсь, сполна удовлетворил его любопытство, чем бы оно ни было вызвано.