Довольный своей проделкой, г-н де Бривуа вернулся к работе. Его охотничий домик, в котором противоестественно сочетались Марс и Венера, стоял посреди искусственного пруда. Переправившись на островок, г-н де Бривуа нашел двери запертыми изнутри и заключил из этого, что кружевница всерьез обиделась. Он произносил сквозь дверь ласковые речи, а потом сел на берегу и, почесывая за ухом довольную собаку Боссюэ, принялся сочинять новую историю из жизни полководца. Дед епископа подступил к некоему форту с намерением его захватить. Он занял возвышенности, господствовавшие над местностью, и с удовольствием увидел вражеский берег, безлесный и уязвимый для навесного огня. В мирное время форт служил защитою орибасиям, что совершали набеги за реку и возвращались отягощенные добычей; лишенный рва, прикрытого пути и фланков, он не имел военной важности: вал был высоким и тонким, а сам форт открыт с двух сторон и не достигал воды. Г-н де Бривуа налег плечом и высадил дверь. Из-за господствовавших над ним возвышенностей форт не был удобен прикрывать вылазки и столь был тесен, что не давал свободы действий, а между тем ему требовалось изрядное число защитников. По общему мнению знатоков, малый форт таких качеств, отрезанный течением реки от сообщения со своими, надлежит срыть и оставить, а не упорствовать в его защите, рискуя лишиться и форта, и войск; не одни пылкие юноши и кабинетные бойцы, видевшие фортификационные сооружения лишь в книгах Маролуа, но люди, поседевшие под шлемом, говорили деду епископа, что при надобности этот форт можно восстановить в лучшем виде за неделю, будь даже он срыт до земли. Кружевница укрылась за кроватью, откуда в г-на де Бривуа летели обидные слова, подушки и еще какие-то предметы, разбивавшиеся о стену. Орибасии в намерении своем упорствовали, усилив форт при помощи рвов, ям-ловушек, контрмин, капониров, перекопов, прикрытых фланков, минных ложементов и снабдив его бомбами, закладываемыми в землю, ручными гранатами, мортирами, фейерверками и прочим воинским снарядом. Они даже думали сделать большую вылазку, которая, однако, один раз сорвалась из-за дождя, лившего всю ночь, а другой — по вине дезертира, выдавшего нам их намерения. Деду епископа предлежала одна из трех задач, в коих ярче всего проявляются дарования и опытность военачальника: форсировать реку в виду врага, ожидающего на противоположном берегу. Г-н де Бривуа сцепился с кружевницей, они покатились и рухнули за кровать. Дед епископа назначил штурм; его солдаты сожгли частоколы, служившие орибасиям валом, взорвали мину, подведенную под шпиц равелина, заняли руины и под прикрытием рондашей и фашин обосновались в иных местах, недоступных обстрелу с крепостных фланков. Видя, что их оборонительные сооружения ничего более не значат, орибасии подожгли бараки в форте и начали отступление, с тем чтобы потом привести в действие минные подкопы, набитые порохом. Окрестность заволоклась мглой, сокрывшей героев, в воздухе вспыхивали огни, вопль нимф поднялся над камышами, и в наступившей тьме слышался г-н де Бривуа, декламирующий стихи Вергилия:
И с силой дивною огромнейшее древо
Во округленное он ей направил чрево:
Вонзившися, дрожит надежное копье,
И гулом полнится утроба у нее.
В знак возвращенной милости кружевница подарила ему маргаритку: г-н де Бривуа принял ее с благоговением и положил в латинскую грамматику, потому что в ней все засыхает быстрее.