Автопортрет с устрицей в кармане

— Примерно так, — сказал волк. — Теперь ты видишь, какова бывает любовь, возросшая в уединении и питаемая в тишине, и какие приходится прилагать усилия, чтоб от нее избавиться.

— Да, теперь вижу, — сказала пастушка.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Какое прекрасное утро, — сказал Роджер. — Воробьи возятся в росе. Бочка дождевой воды сияет, как невеста с мытыми ушами. Кто бы мог подумать, что мы встретим его в таких обстоятельствах.

— Интересно, что там Эдвардс рассказывает инспектору, — сказала Джейн, глядя в окно.

— Жалуется, — сказал мистер Годфри с сухим смешком. — Недели две назад кто-то разрыл всю землю вокруг фонтана. Он не может об этом забыть.

— Так дикий пес, медведь, и волк, и вепрь и днем и ночью разрывали нивы и в королевских тешились садах, — задумчиво промолвила мисс Робертсон.

— Я думаю, — сказал Роджер, — Эдвардс спрашивает у инспектора, к чему нам здесь, за нашею оградой, блюсти закон, и лад, и соразмерность, когда наш сад, пучиной обнесенный, травою сорной полон, а инспектор ему отвечает. Там сейчас занимательно.

— Он идет, — предупредила Джейн.

— Доброе утро, — сказал инспектор, входя из сада.

— Как вам Эдвардс? Сообщил ли что-нибудь интересное?

— У него общительная собака, — сказал инспектор.

— Это Файдо, — сказала Джейн. — Если хотите завоевать его сердце, дайте ему копченой селедки, он от нее с ума сходит. Эдвардс не дает — считает, это вредно для его желудка.

— Это справедливо, — сказал инспектор. — Когда, говорите, кончается этот праздник?

— Послезавтра, — сказала Джейн. — Все позавтракают, соберутся на лужайке и начнут битву при Бэкинфорде.

— Будет много доблести с обеих сторон, — анонсировал Роджер.

— Опять сломают велосипед почтальону, — прибавил мистер Годфри.

— Как вы устроились в «Спящем пилигриме»? — спросила Джейн. — Все в порядке?

— Слишком много боевого пыла, — сказал инспектор.

— Так это же хорошо, — сказал Роджер.

— Не для гостиницы, — сказал инспектор. — Вчера были состязания по питью пива и по стрельбе из лука. В этом не было бы ничего плохого, если бы участники первого не шли немедленно участвовать во втором.

— Остается ждать, когда Торсби разделается с этим праздником, — заметил мистер Годфри. — Его мельница мелет медленно, но мелет.

— Не говорите этого никому, — посоветовала Джейн.

— Кто такой Торсби? — поинтересовался инспектор.

— Это человек, которого в Бэкинфорде официально не любят, — сказал мистер Годфри. — Он подкапывается под местную славу.

— Истребил ее вепрь из дубравы, — пояснил Роджер, — и одинокий зверь объел ее.

— Все это выдумки, — сказала мисс Робертсон.

— Ну, я бы так не сказал, — откликнулся мистер Годфри. — Дело в следующем, — обратился он к инспектору. — Мистер Торсби, сделавший себе имя блестящими статьями по средневековой истории, однажды занялся вопросом о битве при Бэкинфорде, справедливо считая его состояние неудовлетворительным. В статье, опубликованной лет пять назад, мистер Торсби показал, что все известия об этом сражении восходят к единственному источнику — Хронике Герарда Марша. «Спящий пилигрим» всегда держит несколько экземпляров, в современном переводе и с примечаниями для детей и идиотов. Судьба рукописной традиции такова, что… Вы мне позволите рассказать эту историю? Она скучновата, зато вы войдете в курс всех местных развлечений.

— Да-да, — сказал инспектор. — Я внимательно слушаю.

— Так вот, Хроника Герарда Марша, — с видимым удовольствием начал мистер Годфри, — дошла до нашего времени в пяти списках, из которых два неполных, а остальные три восходят к единому протографу. Упоминание Бэкинфорда содержится в одной фразе. Мистер Торсби остроумно предположил, что оно порождено ошибкой писца. По его мысли, в Хронике было написано: «И так они топтались взад-вперед, ибо эта битва, она наполняла сердца их ужасом».

— То есть сражения не было вообще, — пояснил Роджер.

— Спасибо, мистер Хоуден. Переписчик Хроники по невнимательности написал: «И они отправились на битву в Бэкинфорд, и она исполнила их сердца ужаса». Именно это мы читаем во всех списках Хроники, и поверх этого наросли все живописные подробности, которые мы находим в позднейших исторических трудах, а в известное время года — и у себя за окном, если осмеливаемся из него выглянуть. Между тем место, занимаемое этой фразой в Хронике, делает упоминание Бэкинфорда крайне сомнительным, ибо и перед нею, и после действие разворачивается очень далеко отсюда. Несмотря на узость кругозора и упорство в предрассудках, которых мы не обязаны разделять, Герард Марш был человек добросовестный и не склонный отвлекаться от выбранного предмета; предположить, что он ради одного сделанного вскользь замечания оставит все свои армии и отправится на другой конец страны, значило бы не уважать в нем писателя и недооценивать человека партии.

— Все это спорно, — сказала мисс Робертсон.

Мистер Годфри повернулся к ней.