Автономный дрейф

В Дальзаводе его уже ожидал давнишний товарищ Владимир Белов. Он встретил московского инспектора прямо у трапа штабного эсминца. Всегда молодцевато подтянутый и в отутюженной форме, Володя встречал друга и однокурсника по училищу в потертом альпаке[35] с незастегнутой молнией. Брюки не первой свежести, но черные ботинки блестели ярким неестественным блеском. Всем своим видом капитан третьего ранга демонстрировал свое руководящее положение на крупном ремзаводе. Хозяйство у Белова и правда было огромным. Территория судоремонтного завода протянулась на несколько километров вдоль бухты Золотой Рог. На узкой полоске прибрежной земли, прижавшись друг к другу бортами, стояли военные корабли и гражданские суда. Надстройки покрывали строительные леса. Все это войско походило на больных людей, стоящих в очереди на операцию. Они жались друг к другу, а над ними, как врачи со скальпелями в виде стрелы, возвышались огромные краны. Не спеша, монотонно, почти что беззвучно они зависали над кораблями, что-то цепляли и отправляли тяжелый груз на берег. Там, в огромных одноэтажных кирпичных цехах, доставленное железо и механизмы ремонтировали, прямили, красили.

— Заместитель командира бригады ремонтирующихся кораблей по воспитательной работе, — лихо отрекомендовался тот, не прикладывая правой руки к пилотке с вышитым, но почерневшим «крабом»[36].

Друзья обнялись и не спеша взошли по стальному трапу на палубу корабля. Несмотря на долгую разлуку, разговор как-то не заладился.

Шел 1990 год. Обстановка в стране напоминала море перед штормом. Внешне тихо, но тучи затягивали небо, усиливался ветер. Волны с белыми барашками предвещали большое волнение. Чайки, слегка покружив, садились на волну. Как по старой морской примете: «Если чайка села в воду, жди хорошую погоду, если села на волну, моряку сулит беду».

Владимир Белов служил по старому и более понятному названию начальником политотдела бригады ремонтирующихся кораблей в Дальзаводе. Личный состав постоянно менялся. Их перебрасывали на боевые корабли, а в заводе оставались, как правило, военнослужащие с сомнительной репутацией. Для нарушителей воинской дисциплины, как считали командиры, это являлось серьезным наказанием. Правда, заводские матросы совсем не чувствовали себя обделенными. То откровенно бездельничали, то ходили в самоволки, пользуясь тем, что завод охранялся гражданским ВОХРом[37].

С десяток кораблей нашли здесь постоянную прописку. Их почему-то никак не могли отремонтировать. В силу особых условий службы, присутствия на кораблях гражданских рабочих основное внимание приходилось уделять мерам производственной безопасности и сохранению остатков воинской дисциплины. Пьянство было основной проблемой. Офицеры пили на берегу, матросы проносили спиртное на корабль. Ситуация усугублялась разговорами о свободе слова, послаблениях в службе, повальной критикой советского образа жизни и, соответственно, требований командования.

— Давай прогуляемся, — предложил Владимир, — покажу тебе интересный корабль.

Друзья снова сошли на берег и двинулись вдоль стоящих кормой к причалу сплошной линии кораблей. Вскоре они молча подошли к высокой корме противолодочного корабля 153-го проекта. В силуэте обезоруженного, с ржавыми бортами, некогда бороздившего своим стальным форштевнем Тихий океан корабля было что-то до боли знакомое.

— Узнаёшь? — спросил Белов.

— Удружил!.. Это же мой корабль… Ему и пятнадцати лет нет, почему его поставили на разрезку?

— Ну, брат, не я решение принимаю. Средств у флота нет, чтобы его содержать. Вот и решено порезать на металлолом да продать в Японию.

— Как это — продать, ему еще в море ходить да ходить, — не скрывая раздражения, ответил Алексей.

— Перестройка закончилась, мы входим в мировую капиталистическую экономику. Поэтому врагов у нас сегодня нет, одни друзья. В кавычках, конечно, — сыронизировал Владимир.

Вместо трапа на корме были закреплены две широкие деревянных доски, по которым они и поднялись на борт. Алексей увидел картину разрухи: темными глазницами зияли проходы в переборках, двери отсутствовали, палуба залита маслом, кругом свалки ржавого железа, обрывки проводов. В рубке дежурного выворочены все приборы, срезана мебель и сейфы. Корабль был похож на искалеченного и израненного бойца. С каждым порывом ветра его корпус стонал, как живое существо в предсмертных судорогах. Но это была не мольба о помощи, а обреченность на смерть стойкого и сильного духом моряка. Он выполнил свой долг до конца, и пришло время погибнуть до срока. Именно это и было обидно.