Читаем Автономное плавание полностью

- Николай Федорович, что вы скажете, если я предложу вам пойти ко мне на лодку штурманом? И вакансия есть.

- Поздно мне начинать все сначала, я вам вчера об этом говорил. А за предложение спасибо.

Сославшись на дела, он направился было в штаб береговой базы, но, отойдя от Стрешнева, остановился на пирсе. Должно быть, думы его были тяжелые, он стоял, ссутулившись, низко опустив голову, упираясь подбородком в жесткий воротник кителя.

7

Штурмана прислали с Тихоокеанского флота. Капитан-лейтенант Горбатенко шесть лет плавал штурманом, но севера пока еще не знал и поэтому сразу взялся за изучение театра, уединившись в своей каюте и обложившись картами, лоциями, справочниками и двухгодовой подшивкой "Извещений мореплавателям". Стрешнев старался поменьше отрывать его от этих занятий, поручив помощнику заниматься пока всеми повседневными делами командира боевой части-один.

Вскоре предстояло выходить в море. Накануне прибыли трое конструкторов. Один из них, здороваясь со Стрешневым, задержал его руку несколько дольше и, расплывшись в белозубой улыбке, весело спросил:

- Не узнаете?

Стрешнев пристальнее вгляделся в его лицо и только теперь узнал:

- Катрикадзе?

- Так точно! - по-военному доложил конструктор. И, обращаясь к своим коллегам, пояснил: - Мы на одной лодке служили.

Потом они весь вечер сидели в гостинице, вспоминали своих бывших сослуживцев.

- Кстати, Дубровский тоже здесь, - сообщил Стрешнев.

- Вот уж с кем мне не хотелось бы встречаться, - сказал Катрикадзе.

- Мне кажется, он изменился к лучшему.

- Дай-то бог. Но я уверен, что он даже не узнает меня.

Больше о Дубровском не вспоминали. Катрикадзе рассказал, как после демобилизации поступил в институт, еще студентом увлекся ракетной техникой, познакомился с самим Королевым, как потом попал в конструкторское бюро. Он оказался интересным и умным собеседником. Стрешнев готов был слушать его хоть всю ночь, но наутро надо было выходить в море.

- Завтра еще поговорим, - сказал Стрешнев, провожая Катрикадзе в комнату напротив, где поселили конструкторов.

На другой день они лишь два раза, да и то мельком, видели друг друга: один раз, когда Стрешнев проходил через ракетный отсек, второй раз в кают-компании, куда Стрешнев забежал всего на пять минут выпить стакан чаю.

В этом походе экипаж отрабатывал очередную курсовую задачу, а попутно конструкторы испытывали новые приборы.. Им помогал Пашков.

Стрешнев особенно внимательно следил за работой штурманской группы. Он с первого же взгляда отметил, что Горбатенко достаточно опытен и аккуратен качество для штурмана наипервейшее. И резинки мокнут в стаканчике со спиртом, чтобы мягче стали; и кусочек замши приготовлен, чтобы смахивать карандашные стружки; и карандаши очинены по-разному: лопаточкой для записей в навигационном журнале, а волосинкой - для ходовой карты; и обсервации нанесены с той неуловимой аккуратностью, которая заметна только опытному глазу.

Стрешнев вспомнил, как во время своей первой самостоятельной штурманской вахты, допустил ошибку при переходе на новую карту, не обратив внимания на ее масштаб. Тогда и хозяйство-то у штурмана было проще: карты, секстан, гирокомпас, эхолот и лаг. Прошло каких-нибудь пять-шесть лет, и вот уже десятки сложнейших приборов в заведовании у штурмана, все их надо знать, всеми уметь пользоваться, предвидеть и устранять их возможные неисправности. Теперь даже матрос штурманский электрик знает то, чего пять лет назад не знал иной офицер.

Пашков вместе с конструкторами не вылезал из приборного отсека, выселив оттуда штатных прибористов. Для замеров пришлось установить несколько дополнительных контрольных приборов, смонтированных на отдельном щите. С их установкой провозились долго, почти до вечера. Наконец Пашков доложил, что можно приступать к испытаниям.

Стрешнев приказал погружаться на глубину. Он внимательно следил за работой на посту погружения и всплытия. Стрелка глубиномера показывала сто двадцать метров, когда Пашков из приборного отсека доложил:

- Товарищ командир, прошу прекратить погружение!

- Стоп погружаться! - тотчас скомандовал Стрешнев и, когда стрелка глубиномера замерла на цифре сто двадцать пять метров, спросил у Пашкова: В чем дело, Иван Спиридонович?

- Не успеваем записывать отсчеты.

Пришлось выделить для записи двух прибористов. Конструкторы предложили погружаться скачками, через каждые десять метров. Оказывается, на самом малом ходу лодка погружается почти вертикально и не учитываются какие-то завихрения.

Всплыли на перископную глубину и начали погружаться скачками. Теперь времени требовалось раз в пять больше, и, проведя один замер, Стрешнев решил остальные отложить до завтра.

На следующий день произвели еще шесть замеров.

Последний замер Стрешнев решил использовать для тренировки "комендоров", как по старинке именовали на лодке моряков боевой части-два. Пашков давал целеуказание и дальше полностью имитировалась ракетная атака.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии