Автономное плавание

Окончилась смена, и от людей не стало отбоя. Пришлось выставить караул. Но толпа у дверей цеха не убывала. Рабочие, нещадно дымя папиросами, вполголоса обсуждали создавшееся положение. То и дело посылали кого-нибудь к причалу узнать, как себя чувствует водолаз. Кто-то принес из столовой бачок супу. Сварщики, не снимая щитков, присели вокруг бачка и наспех похлебали из него.

Наконец длинный цилиндр предкамеры был готов, его погрузили на автокар и отвезли к причалу. Пока его стрелой переносили на борт катера, Люся упрашивала Астахова разрешить ей на правах друга взглянуть на Алексея. Астахов долго сопротивлялся, но наконец сдался.

- Владимир Иванович, уступите ей, пожалуйста, место, - обратился он к Савину, стоявшему у иллюминатора рекомпрессионной камеры. Люся приникла к стеклу. В камере было темно, переносная лампа бросала в нее лишь слабый пучок света. Люся увидела лежащего на полу человека. В его позе было что-то неестественное. Лишь приглядевшись, она поняла, что под ним еще один человек.

- Разве их двое? - спросила она.

- Двое, - ответил Савин, отстраняя ее от иллюминатора. - И в этом вся трагичность положения. Тот, что сверху, уже мертв.

Люся закусила губу, чтобы не расплакаться.

Лебедкой подали предкамеру. И только теперь выяснилось, что приварить ее к барокамере нельзя ни автогеном, ни электросваркой. В камере большое давление, от высокой температуры может воспламениться краска, и вспыхнет пожар. В спешке об этом не подумали.

- Что же делать? - спросила Люся.

Сейчас все смотрели на главного инженера. А он стоял у борта, глядел в море и напряженно думал. Так прошло несколько тягостных минут.

- А если болтами? - спросил вдруг Юзек.

- Помолчи-ка уж! - оборвал его кто-то. - Ты что, в камере дырки сверлить будешь?

- Зачем в камере? Можно и не в камере. Главный инженер, подойдя к Юзеку, попросил:

- Говорите, Шварц. Если за фланец, то тут ничего не выйдет, он входит внутрь камеры.

- А надо в обтяжку. У нас готовые стержни есть с нарезкой. Как раз по длине подойдут. Только вот выдержат ли?

- Это идея! - главный инженер достал блокнот, вытащил карандаш и начал что-то торопливо писать. Но даже те, которые стояли рядом и видели все формулы и цифры, выскакивавшие из-под карандаша главного, ничего не понимали в них. Наконец главный поднял голову и торжествующе сказал:

- Выдержат!

Через пятьдесят минут предкамеру присоединили к барокамере и испытали на герметичность при давлении в десять атмосфер. Когда давление сняли, в предкамеру вошел Савин.

Гудят компрессоры, нагнетая в предкамеру сжатый воздух. Савин напряженно прислушивается к ровному гулу. "Скорей бы уж!" - думает он. Оставшись один в глухой темноте предкамеры, он острее сознает всю опасность своего положения. Малейшая неточность крепления предкамеры может вызвать нарушение герметичности цилиндра, резкое снижение давления. И тогда неизбежная кессонная болезнь или мучительная смерть. Тогда ему уже не помогут, ему просто не успеют помочь.

Но он сам принял такое решение, он сознательно шел на риск. Там, в рекомпрессионной камере, водолаз ждал его помощи. И его долг, долг врача, помочь больному, даже если для этого надо рисковать собственной жизнью.

Компрессоры смолкли. Снаружи простучали: "Норма". Теперь давление в предкамере и рекомпрессионной камере уравнялось. Савин отдраил люк и протиснулся в его отверстие. Затем он с трудом втиснул в предкамеру тело Спиридонова и снова задраил люк.

Теперь они с Курбатовым были в барокамере вдвоем. Уложив Алексея на кушетку, Савин начал обследовать его. Результаты оказались неутешительными: паралич ног и таза и сопутствующее кессонной болезни двустороннее воспаление легких. Это заставило отказаться от первоначально принятого Савиным решения: продолжать повышать давление в камере. Нужно было искать другой выход.

В это время на корабль прибыли прилетевшие из Ленинграда профессор Гусев, терапевт профессор Ладов и доцент кафедры нервных болезней Штырев. Савин обстоятельно проинформировал их о состоянии больного, и они, посоветовавшись, назначили новый режим лечения: применение средств, направленных на активизацию сердечной деятельности и регулирование дыхания, высококалорийное питание и соответствующий рекомпрессионный график.

За все это время Курбатов не издал ни одного стона. Савин удивлялся его выносливости и самообладанию.

Через полтора часа Алексей почувствовал себя немного лучше и даже поел - впервые за двое суток. А еще через шесть часов двадцать три минуты, когда давление в камере снизили до нормального, открыли люк. Алексея на носилках перенесли в санитарную машину и отвезли в госпиталь.

Консилиум шел очень долго. Когда Савин вышел из госпиталя, Люся бросилась к нему:

- Ну как? Он будет жить?

- Будет.

- Значит, все хорошо?

- Не совсем. Простите, а вы кто ему?

- Я подруга его жены. Я должна сказать ей.

- Жить он будет, но ходить вряд ли. Во всяком случае, очень долго не сможет ходить.

Люся опустилась на скамейку и заплакала...

19