- Так. - Уваров зашел за стол и сел. Пристально посмотрел на Дубровского. Тот сидел неестественно прямо, лицо его выражало почтительное внимание.
- Я выслушал вас, товарищ Дубровский. Вы пришли ко мне не жаловаться. Вы пришли, как вы выразились, доложить о состоянии дел на лодке, поскольку сочли это своим долгом офицера и коммуниста. Я тоже коммунист и считаю своим долгом сказать вам следующее.
Уваров достал папиросу, не торопясь закурил и опять пристально посмотрел на Дубровского.
- Я давно наблюдаю за вами и могу отметить, что вы грамотный, знающий офицер, отличный специалист. Я не раз отмечал ваши успехи, и вы это хорошо помните. Но вы совсем не помните другого, о чем и я, и начальник политотдела, и Крымов не раз предупреждали вас. Вы не умеете работать с людьми, не научились этому и не хотите учиться. Вы не любите людей, любите только себя, и считаете себя выше всех, не брезгуете такими средствами, как наушничанье, кляузничество и откровенная клевета...
- Товарищ капитан первого ранга! - Дубровский встал, лицо его было бледным. - Это серьезные обвинения, и я прошу не бросаться ими. Вы, вероятно, неправильно истолковали мое искреннее желание проинформировать вас...
- Нет, Дубровский, я отвечаю за каждое сказанное мной слово. Я долго колебался, прежде чем сказать все это. Мне и раньше приходилось сталкиваться с карьеристами. Они, как правило, были подхалимами и угодниками, их легко было раскусить. Вас - сложнее. Вы не угодничали - нет! Вы критиковали. Вы знаете, как у нас относятся к критике и как оберегают тех, кто критикует. К сожалению, мы редко разбираемся, во имя чего человек критикует. Есть ведь и такие критики, которые прикрываются ею, как щитом: попробуй его самого задень, он скажет, что страдает за критику. Вот и вы, наверное, этим козырять будете. Ведь вы действительно прослыли человеком прямым и нелицеприятным, немало недостатков, как говорится, вскрывали. Там, где не за что было зацепиться, вы клеветали. Припомните хотя бы письмо, которое вы написали члену Военного совета, узнав, что Елисеева собираются назначить начальником политотдела.
Дубровский все еще стоял. Лицо его вытянулось и еще больше побледнело. На какое-то мгновение Уварову стало жаль его, но он тут же отогнал это чувство. Однако продолжал говорить уже более мягко:
- Поймите, что я все это вам говорю ряди вас самого. Вы еще можете исправиться, если до конца все осознаете. Но сейчас вам нельзя доверять работу с людьми. Поэтому я вам настоятельно советую подать рапорт о переводе на другой флот. Здесь вам оставаться нельзя, здесь вас слишком хорошо знают. А там вы можете начать все сначала. Трудно, но надо. Если вы это поймете, можете стать человеком. Ведь вы неглупы, образованны, только вот есть в вас это... - Уваров поискал нужное слово, видимо, не нашел и закончил вопросом: - И откуда это в вас?
Дубровский ушел, так ничего больше не сказав. А Уваров долго еще сидел в глубокой задумчивости. Не слишком ли строго он поступает с Дубровским, не ошибся ли? Он снова и снова перебирал в памяти все, что знал об офицере. Вспомнил, как уже через три месяца службы Дубровский, исполнявший тогда должность командира торпедной группы на лодке, отличился во время торпедной атаки. Вскоре Уваров побеседовал с ним и убедился, что имеет дело со знающим, растущим офицером - "перспективным", как любил выражаться комбриг.
Пожалуй, ни одно качество в людях не привлекало комбрига так, как стремление к росту. Уваров не верил людям, которые заявляли, что им безразлично, какую должность они занимают. Обычно за такими заявлениями скрывались самые честолюбивые намерения. Не доверял комбриг и тем, кто выслуживался, открыто претендовал, иногда даже не без оснований, на повышение в должности. Больше всего Уварова привлекали люди, думающие не о должности, а о деле, ищущие себе работу по своим силам и способностям. Это были люди, почти всегда не удовлетворенные тем, что они сделали, стремившиеся сделать больше и лучше, узнать все до тонкостей, докопаться до мелочей. Это были люди дотошные и беспокойные. И Уваров старался дать им возможность проявить свои способности. Поэтому в бригаде иногда случались самые неожиданные назначения. Молодой лейтенант, едва прослуживший на лодке год, вдруг выдвигался на должность командира боевой части и - что было еще более неожиданным - успешно справлялся с новыми обязанностями. Правда, бывало, что иному и не по силам оказывалась новая должность, но такие случаи были редкими.
Поэтому в бригаде никого не удивило быстрое выдвижение лейтенанта Дубровского на должность командира минно-торпедной боевой части. Он быстро освоился с этой должностью, образцово наладил боевую учебу, и вскоре его подразделение стало лучшим на лодке. Правда, уже тогда у него было несколько срывов. Пришлось поправлять молодого командира. Это были срывы, свойственные молодости и неопытности, их легко простили Дубровскому, как только он открыто признал свои ошибки и пообещал их исправить.