Я повернулся к Ларсену, старательно пытаясь изобразить, что мне до смерти интересно, повысит он или прекратит ставить. Глазки у него перестали бегать и нацелились прямо на чемодан. Рот как-то чудно, закостенело скривился. Через некоторое время его губы начали двигаться. Голос звучал так тихо, что я едва улавливал слова.
— Еще десять центов.
— Повышаю, — отозвался я машинально.
В ответ послышался все тот же едва слышный голос:
— Хоть лопни, не выиграешь, Безносый.
— Вас понял, — услышал я собственный голос.
Шум прекратился — не постепенно, а разом. В этот момент мне вдесятеро сильней захотелось вскочить и хоть что-нибудь сделать. Но я словно прирос к стулу.
Ларсен открыл туза пик.
— Два туза.
Тогда-то оно и случилось.
Нет нужды долго рассказывать о том, что мы сделали после. Тело мы закопали в осоке. В доме тщательно прибрались, а купе отогнали на пару миль от побережья, прежде чем бросить. Пистолет мы унесли с собой, разобрали, расплющили молотком и по частям покидали в залив. Про деньги Инки мы больше ничего не узнали и даже не пытались. Полиция нас не беспокоила. Мы считали себя редкостными счастливчиками, что вообще умудрились скрыться без осложнений после того, что произошло.
Поскольку с дымом и пламенем, окутавшими маленькие круглые дырочки, под сотрясения и подергивания чемодана от отдачи, восемь пуль с барабанным грохотом вырвались наружу и буквально развалили Антона Ларсена напополам.