Австралийские рассказы

Мы только что закончили. Девушки бросали последнее зерно в землю, когда на сцене появился Фред Дуайер. Отец остановился поговорить с ним, а мы — Дэн, Дэйв и я, — опираясь на рукоятки своих мотыг, словно кенгуру на свои хвосты, били мух. Они ужасны, эти мухи, особенно когда ноги у вас ободраны или покрыты болячками.

Дуайер был крупным мужчиной с длинными загорелыми руками и пышными рыжими усами.

— Медленно, должно быть, подвигается у вас работа с мотыгой, — заметил он.

— Что ж, пожалуй… да, — ответил отец так, словно он не был в этом вполне уверен.

Немного погодя Дуайер прошелся по нашей «плантации», внимательно разглядывая землю, потом расковырял ямку каблуком сапога, сплюнул и заявил: он не думает, чтобы наша кукуруза когда-нибудь взошла. При этих словах Дэн соскользнул со своего насеста, а Дэйв, казалось, перестал чувствовать, что мухи вот-вот отгрызут у него ногу. Но отец заспорил.

— Ладно, ладно, — сказал Дуайер, — авось взойдет. И тут отец принялся рассказывать о местах, где люди предпочитают сеять кукурузу при помощи мотыги, а не плуга, но Дуайер только смеялся и покачивал головой.

— Черт с ним! — пробормотал отец, когда Дуайер ушел. — Чепуха! Не взойдет! Как же!

Дэн, все еще сидевший в раздумье, выпрямился наконец и сказал, что лично он тоже не ждет никакого проку от этой работы. Тогда отец вышел из себя.

— Никакого проку? — завопил он. — Щенок, что ты понимаешь в этом?

Дэн спокойно ответил:

— Только то, что вся эта твоя затея с мотыгами — просто дурачество.

— А как бы ты справился иначе? — взревел отец.

И Дэн опустил голову и стал думать, пытаясь в это время застегнуть манжеты, на которых не было ни единой пуговицы.

— Плугом, — ответил он затем.

Что-то в горле у отца помешало ему высказаться по этому поводу, и он кинулся на Дэна с мотыгой в руках, но оказался слишком неповоротливым.

В ту ночь Дэн спал на дворе.

Едва мы успели отсеяться, как пошел дождь. И какой дождь! Неделями не переставало лить! И в самый разгар дождей взошла кукуруза — каждое зернышко, — доказав, что Дуайер был плохим пророком. Отец ходил веселый и каждому из нас обещал что-нибудь купить, а новые ботинки были обещаны всем.

Кукуруза росла, а с нею и наши надежды, только последние — гораздо быстрее. Прополка и окучивание были детской игрой, и она нам нравилась. Мысли наши были целиком заняты ботинками. Много месяцев прошло с тех пор, как мы в последний раз надевали башмаки. И теперь каждую ночь, лежа в постели, мы по двадцать раз решали один и тот же вопрос — покупать со шнурками или с застежками, а Дэйв даже приготовил бутылочку гуанового жира — смазывать свою пару.

Отец решил отправиться на заработки, пока созреют паши четыре акра кукурузы, — чтобы «свести концы с концами», как выразилась мать. И он пустился в путь. Вернулся отец в тот день, когда родились близнецы Том и Билл. Возможно, что его отсутствие и помогло семье снести концы с концами, но курятник от посещений динго оно не уберегло.

Когда кукуруза поспела, собрать ее было вовсе нетрудно, но отцу пришлось как следует поломать голову над тем, как доставить ее с поля. Казалось, не миновать им перетаскивать мешки на собственном горбу. Но Дуайер попросил помочь ему построить коровник, и уж тут отец не упустил представившейся ему возможности.

За работу, проделанную отцом, Дуайер перевез нашу кукурузу на ферму, а после того, как мы отшелушили зерно, отвез его на железнодорожную станцию. Да, легко сказать — отшелушили! Каждое зернышко нам приходилось выбирать вручную, и какой это был труд! Правда, первые полчаса мы совсем ничего не имели против этого занятия и шелушили початок за початком, словно нам это нравилось. А на следующий день какие у нас вздулись волдыри! Мы не могли из-за них согнуть пальцев и две недели ходили неумытыми.

С наших четырех акров мы сняли пятнадцать мешков, и лавочник взялся продать их. Кукуруза стоила тогда по двенадцать и четырнадцать шиллингов за бушель, и отец рассчитывал получить кругленькую сумму.

В течение почти трех недель каждый божий день отец тащился за пять миль в лавку, и я с ним. Каждый раз лавочник качал головой и говорил:

— Пока никаких вестей.

Отец не мог ничего понять. Наконец вести пришли. Лавочник был занят с покупателем, когда мы вошли, и велел «обождать немного».

Отец был доволен, я тоже.

Покупатель ушел. Лавочник посмотрел на отца, накрутил обрывок бечевки на указательный палец.

— Ваша кукуруза продана за двенадцать фунтов, мистер Радд, — сказал он, направляясь к конторке, — но из этой суммы я удержал ваш долг. Значит, остается ровно три фунта, в чем вы сами можете убедиться, взглянув на счет.

Отец совершенно онемел и даже изменился в лице.

Потом он пошел домой, сел на чурбак и, подперев подбородок руками, уставился на огонь. Так он сидел до тех пор, пока мать не положила ему на плечо руку и не спросила ласково, что случилось. Тогда он вытащил из кармана счет лавочника и передал ей. Она села рядом с ним и тоже устремила взгляд на огонь.

Таков был наш первый урожай.

Катарина Сусанна Причард

Нгула