Австралийские рассказы

— Плохо, — беспечно произнес Том. — Но как бы там ни было, я на тебе не женюсь. Я как раз собирался тебе сказать: мне перепала работа в Северном Квинсленде. На следующей неделе я уезжаю.

Милли заплакала. Она едва могла припомнить, когда плакала последний раз, но теперь не в силах была сдержаться. Она чувствовала, что плачет из жалости к себе самой и от досады, что обман ее не удался.

Том обнял Милли за плечи и стал утешать. Она знала, что он делает это не из жалости к ней, а просто для того, чтобы она замолчала, — ее слезы привели его в замешательство. Милли отыскала носовой платок и вытерла глаза, а потом, окончательно взяв себя в руки, сказала:

— Что мне делать одной с ребенком на руках?

— Все обойдется, — сказал он. — Родится ли ребенок-то?

— Ты думаешь, я вру?

— Не верю я в это, — сказал он все тем же спокойным голосом, без всякого оттенка раздражения или злости; он просто говорил то, что думал.

И Милли вдруг захотелось ногтями впиться ему в лицо, до крови исцарапать его за то, что он изобличил ее во лжи. А когда это желание причинить ему боль прошло, наступила горечь поражения.

— Хорошо, — сказала она, — я наврала, ребенка не будет.

Он встал, и в темноте фигура его показалась ей огромной.

— Ладно, — я не виню тебя, — сказал он. — Но мне надо поспешить с этой работой в Северном Квинсленде. Поэтому сегодня мы с тобой в последний раз видимся.

Он немного подождал, но она не ответила и не двинулась с места. Тогда он вынул из кармана руку и слегка потрепал Милли по голове, а потом повернулся и пошел прочь своей небрежной, слегка расхлябанной походкой.

Над парком уже спустилась ночь, и еще долго после того, как тьма поглотила Тома, Милли слышала шарканье его ботинок по асфальту дорожки.

Она сидела неподвижно, тупо уставившись в темноту.

Когда Милли вошла, старуха дремала в своей качалке, но она тотчас же проснулась и требовательным голосом спросила;

— Где ты была?

— Гуляла.

— Врешь, — сказала старуха, — была на свидании.

Милли чиркнула спичкой о коробку. Пламя на минуту озарило всю комнату ярким светом, и Милли отыскала керосиновую лампу на туалетном столике, сняла стекло и зажгла фитиль. Она вставила стекло обратно и, немного подождав, прибавила огонь.

Черные птичьи глаза старухи следили за девушкой.

— Весь день я пробыла тут одна, — заныла старуха. — Посиди со мной.

— Я устала, — сказала Милли, — я ложусь спать.

Голос старухи сделался визгливым.

— Ну да, ясное дело, спать идешь! На меня тебе наплевать. Я могу подыхать — тебе все равно, подлая ты потаскуха!

Милли отвернулась и пошла к своей кровати. Ей не хотелось, чтобы старуха в эту минуту видела выражение ее лица. Эти проницательные черные глаза прочтут все ее мысли.

А думала она о том, что скоро убьет старуху, в этом она готова была поклясться.

Дэл Стивенс

Бродячий актер

Перевод Ф. Рейзенкинд

Портье держал на ладони бумагу, придерживая ее растопыренными пальцами. Он быстро просмотрел ее и наколол на предназначенную для этого шпильку. Острие прошло между указательным и средним пальцем. Портье усмехнулся.

— С этим надо быть осторожней, — сказал он. — Вам нужна комната?

— Да, — сказал человек, — мне нужна комната на первом этаже.

— На первом этаже комнат нет.

— Все заняты? — спросил человек. Его звали Роумер Вестон. Он был актером.

— Внизу у нас вообще нет номеров, — ответил портье, — и никогда не было.

— Не люблю комнат на верхних этажах, — звучно и нараспев, как священник, произнес Вестон. Это был пожилой человек с длинным лицом. Поля его серой шляпы были загнуты вверх.

— Очень сожалею, — сказал портье, пристально глядя на приезжего. — Во всех гостиницах города… ни в одной нет номеров на нижнем этаже.

— Понимаю…

— Да… вот так, — сказал портье. — Но есть хорошая комната на втором этаже.

Актер не ответил. Портье подозвал коридорного. Коридорный быстро подошел к ним. В верхней челюсти у него блестел золотой зуб.

— Что угодно? — спросил коридорный.

Портье перевел взгляд с коридорного на приезжего. Он ждал, что скажет приезжий.

— Хорошая комната, — сказал портье. — Можете посмотреть.

— Да, — произнес приезжий. — Да…

— Желаете сейчас подняться, сэр? — спросил коридорный с золотым зубом.

— Я не желаю сейчас подниматься, — проговорил актер. — Я вообще не хочу никуда подниматься. Можете отнести мои вещи.

— Слушаю, сэр. Сейчас отнесу.

Коридорный отошел и взял два чемодана. Роумер смотрел, как он поднимается по лестнице, и вдруг побежал за ним.

— Окно в номере запирается? — спросил он коридорного.

— На нем есть задвижка. Окно запирается.

— Я пойду посмотрю, — сказал Роумер и вошел вслед за коридорным в номер. Окно было открыто, оно выходило в переулок. Человек по имени Роумер Вестон подошел к окну и захлопнул его. Между рамой и кружевной занавеской валялись мертвые мухи; закрывая окно, он раздавил их. Поднявшаяся пыль набилась ему в нос. Актер подергал окно.

— Эта задвижка…

— Сэр? — вежливо спросил коридорный.

— Не годится. Самая обыкновенная задвижка.

— Это хорошие задвижки, сэр, — сказал коридорный, — их нельзя открыть снаружи.