— Что случилось? — недоумевал он. — У пианино пропал голос.
Он снова начал играть, но пианино звучало по-прежнему очень странно.
— Оно, наверное, в дороге состарилось? — предположила Аврора.
— Нет, оно только расстроилось. Найдём настройщика, он поработает над ним, и всё снова будет в порядке.
— А сейчас мы пойдём на чердак, — сказала Аврора. Её страшно интересовало, какую кроватку она получит. — А где Сократик?
— Пипи, пи, — прозвучало с кухни.
Папа и Аврора вбежали в кухню. Та по-прежнему пустовала, но потом внимание Авроры привлекла одна из дверок кухонной скамьи. Дверка была приоткрыта, и когда Аврора присела на корточки и заглянула в самый нижний ящик, она нашла там Сократа.
— Я исчез, — гордо сказал он.
— Понятно. А что это за маленькие чёрные пятнышки завелись у тебя на свитере? — спросила Аврора.
— Это мышиный помёт, — объяснил папа. — Значит, так, Сократик. Вряд ли всех нас, тебя, маму, Аврору и меня, устроит проживание в одном доме с мышами? Мы, конечно, не скажем об этом маме. Вполне может быть, что мыши отсюда уже ушли и чёрные точки внизу скамьи — это их прощальные подарки на новоселье. А теперь пошли!
Жену судьи они нашли на большой кухне.
— Вы, случайно, не знаете какого-нибудь мастера-настройщика пианино? Оно, можно сказать, охрипло, — сказал папа.
— Как же, знаю, он приезжает к нам раз в году, так что к лету он, наверное, ваше пианино настроит.
— Ага, я всё понял, — огорчился папа.
— А сейчас мы пойдём на чердак, — сказала жена судьи, — но ступайте по лестнице осторожно: они там, на втором этаже, в своих конторах работают.
Она приложила палец к губам и осторожно пошла к лестнице, одновременно что-то шепча. А Сократу это показалась таким забавным, что он зашикал на жену судьи и заулыбался ей.
Они пошли наверх ступенька за ступенькой, и лестница показалась им такой же узкой и крутой, как та, что была в маленьком доме, где они теперь жили. Хозяйка открыла дверь, и они заглянули на чердак поистине великанских размеров. Там стояли сундуки с одеждой, старые стулья, шкаф и ящики, чёрный письменный стол, тоненький стул и множество картин и кораблей. Но не тех, что ходят в море под парусами, а маленьких, игрушечных, сделанных точно так же, как большие.
— Глядя на них, мне хочется снова стать мальчиком, — сказал папа. — Тогда бы я забирался на чердак каждый день, тихо сидел бы тут в углу и рассматривал кораблики.
— Тут есть не только старые, но совсем недавние, — сказала жена судьи. — Мы время от времени убираемся и наводим порядок в конторе Томаса и отправляем сюда, на чердак, всё лишнее.
— Вот, смотрите на этот кораблик, как тщательно он сделан! — восхищался папа. — Как раз такие корабли в старину ходили отсюда в Берген. Тогда их нагружали рыбой, кожей, морошкой и всем прочим. А обратно из Бергена везли разные продукты и одежду, нагружая их трюмы чуть не доверху. Взгляни, Аврора, вот у этого корабля на парусе стоит чёрная метка. Может, попробуешь догадаться, для чего она?
— Это пиратский корабль? — спросила Аврора.
— Нет, — сказал папа. — Когда-то у нас на севере жил такой священник и поэт, которого звали насмешливым именем Петтер Дасс[1]. Его все очень любили за то, что он знал и учил, как надо жить на море, как надо рыбачить и как бороться с непогодой. Когда он умер, все так горько его оплакивали, что стали ставить в честь его кончины на паруса чёрный квадрат, и этот чёрный квадрат на парусах кораблей прожил ещё сто пятьдесят лет.
— Да, у него было редкое имя, — согласилась Аврора.
Но тут она вспомнила, что искала и уже нашла. В одном углу стояли детские кровати с оградками. Одна была красная. Аврора долго на неё глядела и сказала:
— У меня ещё не было ни одной красной кроватки.
— Вот и получай эту, — согласилась жена судьи. — На ней собралось много пыли, но мы это поправим легко, лишь бы спустить её вниз по лестнице.
— Я отнесу кровати, — вызвался папа. — Буду спускать их по одной зараз.
— Лошадь! — закричал вдруг Сократ. — Смотрите, лошадь!
— Вы держите здесь лошадей? — удивился папа. Он уже увидел на чердаке так много любопытного, что ничуть не удивился бы, если бы здесь и вправду среди старья бродили настоящие лошади.
— Ах да, это старая лошадка-качалка, — сказала жена судьи. — Какая она была раньше красивая! У неё был самый настоящий лошадиный хвост. Сейчас его, конечно, пооборвали, краска облупилась, но вы заметили, что когда-то она была очень красивая?
— Лошадка, — повторил Сократ за женой судьи.
Она внимательно посмотрела сначала на Сократа, потом — на лошадку и наконец сказала:
— Возьми её на время. Я не могу её тебе подарить, ведь она принадлежит нашему младшему мальчику. Тому самому, кто собирается стать доктором в Фабельвике. Очень может быть, что он захочет взять её себе, если у него когда-нибудь родится мальчик или девочка. Но пока, Сократ, ты можешь ею пользоваться. Только нужно за ней ухаживать и не оставлять на дворе в непогоду.
— Я возьму её на время, не навсегда, — учтиво сказал Сократ.
— Вот ведь какой ты разумный, — похвалила его жена судьи. — Я понесу её, если твой папа справится с кроватью.