Аврора на теплоходе

Когда папа вошёл в каюту, Сократ во сне даже не шевельнулся, а Аврора немного поморгала глазами и взглянула на папу.

— Аврора! — позвал её папа. — Ты хочешь выйти на мостик и посмотреть на северное сияние? Ты знаешь, как оно звучит по-латыни — «Аурора бореалис», так что оно немножечко принадлежит тебе. Точно так же, как утренняя заря.

Папа завернул девочку в одеяло и отнёс наверх. Аврора взглянула на северное сияние, колыхавшееся на небосводе, взглянула на чёрные островки во фьорде и на горы по сторонам, потом на небо, оказавшееся таким огромным.

— А я хочу обратно домой в Тириллтопен, — прошептала она, — и встретиться там с мамой.

— Мы же едем в Нурланн, — сказал папа, — и встретимся с мамой там. Скоро мы будем в Хельгеланне. Ты слышишь, как поёт ветер?

— Отсюда до Тириллтопена далеко? — спросила Аврора.

— Конечно, далеко, как раз это я и хотел, чтобы ты почувствовала. А сейчас мы пойдём вниз обратно к Сократику, ты заснёшь, и завтра тебя будет ждать новый интересный день. Мы как раз будем входить в Вест-фьорд.

Папа на Лофотенских островах

В городе Будё на борт «Гаги» взошло так много пассажиров, что, когда Аврора, Сократ, папа и Только Нильс вошли в кают-компанию, там почти не оказалось места.

В зале они увидели женщину, ехавшую с двумя маленькими детьми. Дети ковыляли и ползали по полу, и ещё там же сидели муж этой женщины и на полу их маленький щенок. Девочка всё время уползала от матери и позволяла щенку обнюхивать себя, щенок даже прикусывал её и вилял хвостом, а маленькая девочка приговаривала:

— Он рад, он рад мне.

— Она говорит на нурланнском диалекте, — прошептал папа.

— Какой интересный у неё выговор, — сказала Аврора самой себе, ей хотелось попробовать произносить слова так же, как эта девочка. Щенок повсюду таскал с собой кусочек кожи, он, наверное, считал его своей игрушкой, подбрасывал в воздух, ловил и пожёвывал.

Аврора уселась на стул, а папа, который уже успел побывать на мостике, снял свою новую фуражку, положил её на стул и разговаривал с Только Нильсом, в то время как Аврора наблюдала за щенком и двумя детьми.

Сначала теплоход шёл ровно и очень плавно, но потом они вышли в море — ведь Вест-фьорд, хотя он и назывался фьордом, на самом деле был широким, как море. Сократ и Аврора стояли на коленках каждый на своём стуле и смотрели в окна, наблюдая за волнами.

Они были белыми на гребнях и одна больше другой.

— А я вынырнула из-под своей волны, — сказала Аврора. — Я из-под своей вынырнула. А ты, Сократик?

— Я тоже вынырнул. — И Сократик скатился со стула.

— Нам, наверное, лучше сесть и держаться покрепче, — сказала Аврора.

Теперь она поняла, почему все стулья, диваны и столы в кают-компании были прикованы к полу железными кольцами: ведь все они проявляли большое желание поскакать по полу. Ах, как было бы интересно и, наверное, даже весело, если бы они могли свободно передвигаться куда хотят. Вот уж они потолкались бы.

— Давай попробуем постоять на полу, а, Сократик? — предложила Аврора. Но, когда она поднялась со стула, её ноги побежали сами собой. А потом пол впереди как будто поднялся, и ей пришлось бегом поспешить обратно. Сократ попытался проделать тот же путь, но не смог, и тогда он просто сел на пол и поездил туда и сюда, сидя.

— А где же щенок? — спросила Аврора. Щенок спрятался под диваном и лежал там тихо, как мышь, а его хозяин сказал:

— Он, наверное, испугался качки, но, я думаю, он к ней привыкнет.

С этим все согласились, но, после того как их ещё покачало, неожиданно папа вспомнил:

— Да, а где же моя фуражка? Она была у меня на голове, когда я вошёл?

— Да, была, — сказала Аврора. — Но, наверное, свалилась.

— Тогда давайте поищем её. Особенно ты, мастер спорта ходьбы по полу, когда он танцует.

Аврора с Сократом легли на пол и стали высматривать фуражку под стульями, но нигде её не обнаружили. И тогда хозяин щенка сказал:

— А не случилось ли так, что… Да, скорее всего, её уже нашёл мой щенок.

Вот почему щенок вёл себя тихо. Он нашёл для себя игрушку, красивее и больше той, что была у него раньше. Его тут же вытащили из убежища. Он засунул голову в фуражку, словно собирался стать моряком.

— А ведь он съел подкладку, — сказал мужчина. — Ах, как жаль!

— Ничего, ничего, — сказал папа. — Хорошо ещё, что он ею ограничился. Подкладку я заменю, а в остальном фуражка осталась целёхонька. До кожи он не добрался.

Кожаный верх фуражки щенок, по-видимому, отложил на потом, сначала следовало избавиться от подкладки.

— Ах, как нехорошо, — пожурил его мужчина.

— Он ещё маленький и не понимает, что делает, — сказал папа. — Всё нормально. Я отнесу фуражку в каюту, чтобы он больше о ней не думал.

Потом они сошли на берег в Свульвере и с сожалением расстались с «Гагой» и Только Нильсом. С «Гагой» они попрощались, когда сошли с теплохода на пристань, а с Только Нильсом — попозже, он помог папе донести чемоданы до гостиницы.