Аврора Флойд

Ее радостное чувство, внушенное ей этим летним днем, вдруг оставило ее, когда она встретила Стивена Гэргрэвиза; светлая улыбка, бывшая даже светлее утреннего солнца, исчезла и оставила ее лицо необыкновенно серьезным.

— Боже мой! — воскликнула Аврора, — как я глупа! Я, право, боюсь этого человека — боюсь этого жалкого труса, который мог обидеть мою слабую старую собаку. Как будто подобное существо может сделать вред человеку.

Аврора шла медленно по лугу к той части дома, где находилось святилище мистера Меллиша. Она тихо вошла в открытое балконное окно и положила руку на плечо Джона, сидевшего за столом, покрытым счетными книгами и бумагами, разбросанными в беспорядке.

Он вздрогнул при прикосновении этой знакомой руки.

— Душа моя, как я рад, что ты пришла! Как долго тебя не было!

Она поглядела на свои маленькие часики. Бедный Джон закидал ее разными разностями. Он горевал, что она была богатая наследница и что он не может дать ей ничего, кроме обожания, своего простого, честного сердца.

— Только половина второго, глупенький старикашка, — сказала она, — почему ты говоришь, что я пришла поздно?

— Потому что мне нужно посоветоваться с тобою кое о чем, сказать тебе кое-что. Какие приятные известия!

— О чем?

— О берейторе.

Она пожала плечами и сжала свои красные губы с равнодушным движением.

— Это все? — сказала она.

— Да, но разве ты не рада, что мы, наконец, достали этого человека — именно, того, который нам нужен? Где же письмо Джона Пастерна?

Мистер Меллиш начал искать между бумагами, разбросанными на столе, между тем как Аврора, прислонившись к двери открытого балкона, смотрела на мужа и смеялась над его затруднениями.

К ней возвратилась ее веселость, и она казалась олицетворением беспечного счастья, стоя в одной из грациозных поз, свойственных ей, обрамленная жасмином, листья которого шевелились от тихого летнего ветерка, Она приподняла свою руку и сорвала розу над головой, говоря с мужем.

— Ты самый беспорядочный человек на свете, — сказала она, смеясь. — Я прозакладывала бы пять против одного, что ты не найдешь этого письма.

Я боюсь, что мистер Меллиш пробормотал ругательство, перебирая беспорядочную кучу бумаг.

— У меня было это письмо за пять минут до твоего прихода, Аврора, — сказал он, — а теперь вовсе его не видно… а, вот оно!

Мистер Меллиш развернул его и, разгладив его на столе перед собою, прокашлялся, прежде чем начал читать. Аврора стояла наполовину в комнате, наполовину на балконе, напевая какую-то песенку и стараясь сорвать упрямую полураспустившуюся розу, которую она не могла достать рукой.

— Ты слушаешь, Аврора?

— Да, милый и дорогой.

— Но поди же сюда. Ты не можешь слышать там ни одного слова.

— Аврора пожала плечами, как бы говоря: «Я повинуюсь приказанию тирана» и отошла на несколько шагов от балкона; потом, глядя на Джона с очаровательно-дерзким движением головы, сложила руки за спиной и сказала Джону, что она будет послушна. Она была беззаботное и пылкое существо; счастливая, великодушная, любящая женщина принимала жизнь как летний праздник и благодарила Бога за его милосердие, делавшее жизнь так приятной для нее.

Джон Пастерн начинал свое письмо извинением, что так долго не писал. Он потерял адрес того человека, которого хотела рекомендовать, и ждал, пока тот написал к нему во второй раз.

«Я думаю, что он очень будет для вас годиться, — прибавлял он. — Он хорошо знает свое дело и очень опытен как грум, жокей и берейтор. Ему только тридцать лет; но несколько времени тому назад один несчастный случай сделал его хромым на всю жизнь. Он чуть не был убит на скачке в Пруссии и больше года пролежал в больнице в Берлине. Его зовут Джэмс Коньерс, и он имеет аттестат, от…

Письмо выпало из рук Джона Меллиша; жена его не вскрикнула — нет, это был не крик, а самый ужасный вопль, когда-либо вырывавшийся из груди женщины во всю продолжительную историю женских страданий.

— Аврора! Аврора! — воскликнул Джон.

И собственное лицо его переменилось и побледнело при взгляде на ее лицо. Такой ужасный переворот совершился с нею во время чтения этого письма, что потрясение его не могло бы быть сильнее, если бы он увидел другую женщину на ее месте.

— Это неправда! Это неправда! — кричала она хриплым голосом, — ты не так прочел имя; это не может быть!

— Какое имя?

— Какое имя? — повторила она свирепо и на лице ее сверкнуло дикое бешенство. — Это имя! Говорю тебе, это не может быть. Подай мне письмо!

Он машинально повиновался и подал ей письмо, не отводя глаз с ее лица.

Она вырвала от него письмо, глядела на него несколько минут, потом отступила шага на три, колени ее подогнулись, и она грохнулась на пол.

Глава XVI ДЖЭМС КОНЬЕРС

В первых числах июля Джэмс Коньерс, новый берейтор, приехал в Меллишский Парк. Джон не справлялся о характере этого человека у его прежних хозяев, потому что одного слова мистера Пастерна было достаточно.