Аврора Флойд

— Меня тяготит воздух в этом доме, Джон, — отвечала Аврора. — Я забывала об этом ужасном деле, когда меня здесь не было. Теперь, когда я воротилась и нахожу, что время, которое было для меня так продолжительно — продолжительно и по своему беспокойству и по своему несчастью, продолжительно и по своей радости, мой милый, через тебя — а в действительности прошло только несколько дней и убитый лежит еще возле нас. Я… мне будет лучше после… после похорон, Джон.

— Моя бедняжечка, как я был глуп, что привез тебя сюда! Я никогда не сделал бы этого, если бы не посоветовал Тольбот. Он очень уговаривал меня тотчас же воротиться сюда. Он говорил, что если начнутся какие-нибудь хлопоты насчет убийства, то нам надо быть на месте.

— Хлопоты! Какие хлопоты? — вскричала Аврора.

Лицо ее побледнело и сердце замерло. Какие еще хлопоты могли быть? Неужели это страшное дело еще не кончилось? Она знала — увы! слишком хорошо, что не могло быть следствия об этом деле, которое не вызвало бы ее имя перед светом, связанное с именем умершего. Сколько она вытерпела, чтобы скрыть от света эту постыдную тайну! Скольким она пожертвовала в надежде спасти отца от унижения! А теперь, наконец, когда она думала, что мрачная глава ее жизни кончена, ненавистная страница вычеркнута — теперь, на самом конце, угрожали какие-то новые хлопоты, которые выставят ее имя и ее историю в каждой английской газете.

— О, Джон, Джон! — вскричала она, истерически зарыдав и закрыв лицо обеими руками. — Неужели я вечно буду слышать об этом? неужели я никогда, никогда не освобожусь от последствий моего несчастного сумасбродства?

Буфетчик вошел в комнату, когда она говорила это; она встала торопливо и отошла к окну, чтобы скрыть лицо от этого человека.

— Извините, сэр, — сказал слуга, — но в парке нашли кое-что, и я думал, что, может быть, вам угодно будет узнать…

— Нашли! Что? — воскликнул Джон, совсем растерявшись между своим волнением при виде горести своей жены и старанием понять этого человека.

— Пистолет, сэр. Его нашел один из конюхов. Он пошел в лес посмотреть на то место, где… тот человек был убит, и нашел там пистолет. Он лежал около воды, но закрытый травой и тростником. Тот, кто бросил его туда, думал, верно, что бросил его в пруд, но Джим, конюх, увидал что-то блестящее, а это и вышло пистолет; должно Сыть это тот, которым берейтор был убит.

— Пистолет! — закричал мистер Меллиш, — покажите.

Буфетчик подал оружие. Оно было так мало, что походило на игрушку, но тем не менее оно было убийственно в искусной руке. Это была прихоть богача, богато обложенная сталью и серебром. Пистолет заржавел от дождя и росы, но мистер Меллиш хорошо знал этот пистолет: он был его собственный.

Это был его собственный пистолет, одна из его любимых игрушек, он всегда сохранялся в той комнате, в которую входили только люди привилегированные — в той комнате, в которой жена его сама убирала его оружие в день убийства.

Глава XXXV ТУЧА

Тольбот Бёльстрод приехал с женою в Меллишский Парк через несколько дней после возвращения Джона и Авроры. Люси было приятно приехать к своей кузине, приятно, что ей было позволено любить ее безусловно. Люси была признательна своему мужу за его любезную доброту, не поставившую преграды между нею и любимым ею другом.

А Тольбот — кто расскажет мысли, толпившиеся в его голове, когда он сидел в углу первоклассного вагона, по наружности занятый чтением передовой статьи в «Times»?

Желала бы я знать, много ли понял из этой статьи в то утро мистер Бёльстрод? Широкий лист бумаги, на котором печатается «Times», служит удобными ширмами для человеческого лица. Богу известно, сколько было выдержано за этой печальной маской! Замужняя женщина и счастливая мать небрежно смотрит на тот отдел, где печатаются Браки, Смерть, Рождение и, может быть, читает, что человек, которого она любила и с которым рассталась с разбитым сердцем лет пятнадцать или двадцать тому назад, пал где-нибудь в сражении в Индии с простреленным сердцем. Она держит газету твердо перед своим лицом, а муж ее завтракает, мешает ложечкой кофе, разбивает яйцо, между тем как она терпит пытку, вспоминая давно прошедшие дни.

Не лучше ли бы, если бы жены рассказывали своим мужьям сентиментальные истории своей юности до замужества? Не благоразумнее ли свободно разговаривать о черных глазах и усах Чарльза, изъявлять надежду, что бедняжка хорошо служит в Индии, чем держать скелет где-нибудь в темном уголку женской памяти?

Не одни женщины терпят пытку, закрываясь «Times»: мужья читают дурные известия об обществе железных дорог, где они опрометчиво взяли акции на те деньги, которые жена их считает обеспеченными в государственных облигациях; сын, с спорстментскими наклонностями, читает дурные известия о лошади, за которой он держал пари; дружеские ширмы скрывают его лицо, и он имеет время оправиться, прежде чем положить газету, и продолжает спокойно завтракать.