Читаем Авиценна полностью

Известность его в городе все росла. Ибн Сина лечил и вылечивал множество простых бедных людей. Множество раз боролся он с эпидемиями, жертвами которых в основном были именно бедняки, ради них он ратовал о «Домах исцеления», их лечил и кормил на свой счет, но никто не донес до нас историй излечения этих тружеников, хотя и были они, наверное, небезынтересны. Зато осталось несколько полуисторических, полулегендарных рассказов о том, как Абу-Али ибн Сина спасал от тяжелых заболеваний правителей и их родственников или вообще людей привилегированных сословий. Одна из таких историй, имеющая отражение в научных сочинениях самого ученого, произошла именно в Джурджане. Вот как об этом рассказывают.

…Красивый двадцатилетний юноша лежал распростертый перед врачом. Его бледное худое лицо было спокойно и неподвижно. Он ничего не ел уже вторую неделю, не отвечал на вопросы, и печать обреченности сквозила во всех его чертах. Доктор осмотрел его, ослушал, сделал все исследования и, к своему удивлению, не нашел у юноши никакого явного заболевания. Как на последнюю надежду смотрели на него родственники. Но врач не знал, что им сказать. Такого случая не было еще в его практике, да и в книгах он не встречал ничего подобного. Организм молодого человека был в полном порядке, и вместе с тем он явно погибал.

Ученый не знал, с чего начинать лечение. Однако кое-что в рассказах близких больного заставило его задуматься.

Целую ночь не спал Хусейн ибн Абдаллах, расхаживал по низеньким комнаткам своего жилища, перелистывая книги, разглядывая ряды сосудов с лекарствами, словно надеясь найти в них нужный ответ. Но единственной вехой могла быть только память ученого, неиссякаемый кладезь, хранивший твердо и точно все, что когда-либо было им прочитано, узнано, наблюдено. Где-то в дальнем уголке хранилось воспоминание об одном случае, мало похожем по признакам, но, возможно, близком по причинам. Абу-Али решил попробовать.

Наутро доктор потребовал прислать ему человека, хорошо знающего все улицы и дома города. Приближенные хозяина переглянулись, удивленные странным требованием врача, но все же послали искать такого человека. Вскоре явился седой, сгорбленный старик, многолетний стражник Джурджана.

Упав ниц перед кроватью и облобызав край халата доктора, он поднял на него слезящиеся, мутные от старости глаза.

— Встань, — ласково приказал ему Хусейн ибн Абдаллах и, словно бы случайно, взял больного за руку. — Я приезжий, отец, и не знаю города. Назови мне, прошу тебя, улицы Джурджана. Да не кланяйся ты, отец… Присядь, прошу тебя.

Старик медленно стал называть кварталы, улицы, переулки.

— …Квартал медников, улица оружейников, — шамкая, произносил он, и доктор в это время почувствовал, как дрогнул и забился слабый и едва слышный пульс больного. — Улица мясников, улица кожевников, — продолжал старик, но пульс опять успокоился, казалось, юноша уснул под монотонную речь стражника.

— А теперь, прошу тебя, — обратился к старику врач, когда он, наконец, кончил свое перечисление, — назови мне все дома по улице оружейников.

Пульс больного на мгновение забился сильнее, и юноша, приоткрыв глаза, печально и внимательно поглядел на доктора.

Старик помолчал вспоминая.

— На правой руке дом достопочтенного муллы из соборной мечети, да сохранит аллах его на долгие годы, второй — купца Бен Рахмата, третий — почтенного и мудрого Абу-Джафара, мудариса…

Пульс затрепетал под чуткими пальцами врача.

— Четвертый — богача Абу-Фариддина из Балха, пятый…

Но доктор жестом остановил его.

— Благодарю тебя, отец, теперь я с твоих слов так хорошо узнал Джурджан, что найду любой дом. А это возьми за труды, — и он передал старику несколько серебряных монет.

Когда тот, кланяясь и благодаря, удалился, Хусейн ибн Абдаллах, выйдя в другую комнату, тихонько попросил, чтобы послали за почтенным Абу-Джафаром, что живет на улице оружейников.

— Я много слышал о тебе, о мудрый Абу-Джафар, — обратился доктор к приведенному по его просьбе толстому и надутому, как пузырь, мударису. — Слава о твоей учености и мудрости распространилась по всему Джурджану.

Абу-Джафар важно поклонился, погладив себя по животу.

— Я мечтаю послушать твои лекции, о достопочтенный, и надеюсь в самое ближайшее время это сделать, — продолжал Хусейн ибн Абдаллах. — А сейчас я вынужден обратиться к тебе с просьбой о «помощи. Ты видишь этого прекрасного юношу, — показал врач на сына хозяина и мягко взял его за запястье. — Он болен, и никто не может его вылечить. Все врачи города побывали здесь, а он все лежит так же неподвижно. Мне говорили» что в твоем доме живет одна женщина, я забыл ее имя, которая излечивает любые болезни. Не откажись назвать ее и выскажи свое почтенное мнение о ней…

— В моем доме? — удивленно переспросил Абу-Джафар и наморщил лоб. — В моем доме живет много людей, но я никогда не слышал о такой женщине.

— Это странно, но, может быть, она действует тайно и не хочет, чтобы все знали о ее занятиях? Назови, о достопочтенный, имена обитательниц твоего дома, и я надеюсь вспомнить ее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии