Почётный караул выполнил прощальный салют, могила была закопана, венки расставлены и собравшиеся потянулись к выходу с кладбища. Я тоже пошёл за всеми, но затем увидел одиноко стоящую женщину в тёмном одеянии. Лариса Павловна, супруга Валерия Алексеевича стояла рядом с местом захоронения, держа в руках подушечки с медалями и орденами командира. Долго я размышлял подойти к ней или вот также постоять в стороне. Но всё разрешилось само собой.
— Вы можете подойти, молодой человек. Я не кусаюсь, — сказал Лариса Павловна, повернувшись в мою сторону.
— Простите. Хотел сам подойти, но не хотел вас побеспокоить, — сказал я, встав рядом с женщиной. — Соболезную вам…
— Спасибо. Мне это многие сегодня говорили. Вы Сергей Родин? — спросила она, посмотрев своими печальными серыми глазами на меня.
— Да, — ответил я.
— Я вас узнала. Валера в письмах из Афганистана упоминал про вас. Вы ему очень импонировали, — сказала женщина.
— Валерий Алексеевич ко всем был справедлив, заботлив и добр.
— Но не всех называл «голодным до неба», — сказала Лариса Павловна. — Вас таких двое — ты и Валера Гаврюк.
— Да. Он мой командир звена и ведущий, — сказал я, и Лариса Павловна медленно поправила своей слегка трясущейся рукой воротник моей кожаной куртки.
— Гаврюка эта одержимость и сгубила. Все его проблемы оттого, что он видит себя только в небе. Но живём мы с вами на земле. Помните это, Сергей, — произнесла Лариса Павловна. — Семья, дети, дом — вот куда вы все лётчики, возвращаетесь. А если этого нет, то так и остаётесь в небе, — сказала женщина и не сдержала слёз.
— Лариса Павловна, я…
— Берегите себя, Сергей, — сказала супруга Томина и прошла мимо меня.
Глава 10
Сегодня день нашего отлёта в Шинданд. Начинаю привыкать к этой рутинной лётной работе, когда ты спокойно утром садишься в автобус. Сам ещё толком не проснулся, но уже весело беседуешь со своими товарищами и командирами.
Но сегодня нас только четверо. Помимо нашей улетающей тройки, поехал ещё и Гаврюк.
— Как это я тебя не провожу в Афган? А вдруг на взлёте сейчас накосячишь! — улыбнулся Валера, когда мы проехали КПП части нашего полка.
— На новом бы самолёте мог, но не на МиГ-21, — завертел я головой. — Ты сам-то как? Не жаль заканчивать свою лётную карьеру?
— Официально я не списан, не отстранён, не снят с должности. Сейчас переучусь на 29й, а там «будем посмотреть», — весело сказал Валера.
Незаметно в нём какое-то расстройство от надвигающейся мрачной перспективы. Похоже, что Гаврюк уже смирился и испил нужное количество «лечебного» горького напитка.
— Слушай, смысла не вижу в твоём отстранении, — шепнул я Валере, пока Бажанян и Буянов о чём-то разговаривали. — Не подумай только, что я не рад твоей отправке на курсы, но что это тебе даст?
— А ты мне предлагаешь смотреть, как ты каждый день гребёшь налёт, растёшь по профессиональной лестнице и делишься со мной впечатлениями от вылетов? — нагнулся ко мне Валера. — Пока буду переучиваться, за меня замолвят слово. Буянову придётся смириться с тем, что я буду летать.
— Где? В Осмоне тебе не дадут…
— Ещё как дадут! — усмехнулся Валера, и его громкий голос был услышан Буяновым.
Комэска хмуро посмотрел в нашу сторону. Ох, и недоволен будет Иван Гаврилович, если Валеру оставят в строю! Каким только образом у моего командира звена это получится?
Завтрак в столовой мне показался просто чудесным. На базе в Афгане картошка консервированная, гречка различных видов и что-то ещё, неподдающееся описанию. А здесь утром на выбор и макароны по-флотски, и каша рисовая на молоке, и оладушки с вареньем. И какао с молоком, а не просто чай с… непонятно из чего.
Подозреваю, что всё это могла организовать супруга Буянова, которая сегодня вышла на смену в столовой. Вид у Анны Буяновой был сегодня слегка заспанный. Накраситься она, судя по всему, не успела. Улыбками удостоила только наш стол.
— Мальчики, кушайте. Вам ещё лететь, — сказала официантка, не торопясь ставить перед Гаврюком завтрак из его любимых оладушек с повидлом.
— Ань, ну ты чего? — удивился Валера.
— Ничего. Ты никуда не летишь, значит, никаких оладушек.
— Вот видишь, Гаврилыч. Мы его ещё официально не списали, а он уже реактивной нормы лишился, — заметил Бажанян.
— Вот так служишь, летаешь, а тебя потом с оладушками прокатывают, — иронично заметил Валера.
— Ой, фсё! — воскликнула Анна Буянова. — Не дам я тебе с голоду помереть, — улыбнулась она и поставила оладушки перед Гаврюком.
— Мне, пожалуйста, кашу рисовую, — сказал я.
— Конечно, мой дорогой. Вань, ты мне когда своего конченного умного Родина покажешь? — с укором спросила Буянова и Бажанян с Гаврюком чуть не подавились едой от смеха.
Я сразу вспомнил, как у меня не сразу сложились отношения с комэской. Всему виной конфликт на почве его дочери Алёны. Обидно, вообще-то! Я ей помог, а всё равно остался прилагательным на букву «К».
— Прекрати, Аня! Вот он, — указал на меня комэска. — И нормальный Родин парень. Передовик он у нас, — гордо поднял указательный палец вверх Буянов.