— Да, сэр. Единственная пуля. Отдача немного велика, но, надеюсь, ваше плечо выдержит. Вы же капитан и все такое прочее.
Деклан заворчал. Бейтс опять распускает с ним язык. В любую другую ночь молодой лейтенант в результате выносил бы помои.
— Цель?
— Большой светящийся шар в небе, сэр.
— По-моему, инстинкт самосохранения отказывает тебе, Бейтс.
Бейтс откашлялся.
— Да, сэр. В смысле, цель. Одиннадцать часов вверх и вправо, сэр капитан.[87]
Деклан поймал шар в прицел. Сейчас он был не больше пятнышка. Бледная луна в море звезд.
«Святой Боже! — подумал он. — Надеюсь, это ружье хорошо пристрелено».
Но он знал Бейтса и знал, что тот не только остер на язык, но и прекрасный стрелок.
Деклан на несколько сантиметров приподнял дуло ружья с учетом снижения, а потом перевел его чуть-чуть влево, чтобы компенсировать боковой ветер. Меткой стрельбе можно научиться — до определенного уровня, — однако дальнейшие успехи зависят лишь от природного таланта.
«Воздушный шар и ружье, — подумал Деклан. — Точно как тогда, в Париже, когда ты появился на свет, Конор. Однако в тот раз вместе с шаром вниз полетел ты».
Деклан почувствовал, что перед глазами все расплывается, и сморгнул, очищая поле зрения; сейчас не время лить слезы.
«Конор, сын мой, твоя мать и брат нуждаются во мне, но я никогда не забуду тебя и то, что ты сделал для Соленых островов. Посмотри с небес вниз. Я посылаю тебе это как знак».
Деклан вдохнул, задержал воздух и мягким движением спустил курок, перенеся вес на правую ногу, чтобы смягчить отдачу. Нитроглицериновая пуля вырвалась из рассверленного ствола и понеслась к цели.
«Это для тебя, Конор», — подумал он, и последний воздушный шар взорвался, так ярко, что его наверняка можно было разглядеть с небес.
За спиной Деклана весь остров взревел в знак одобрения — за исключением Бонвилана, который, казалось, потерялся в своих мыслях, что никогда не доводило до добра тех, о ком он думал.
Деклан бросил ружье Бейтсу.
— Прекрасное оружие, лейтенант; почти такое же опасное, как твой язык.
Даже на Бейтса произвела впечатление эта немыслимая точность стрельбы.
— Да, сэр. Спасибо, сэр. Это исторический выстрел, капитан. Ну, так что там насчет моего пива?
Однако Деклан не слушал его; его взгляд был устремлен на Кэтрин, по ту сторону площади, поверх голов ликующей толпы. Их взгляды встретились; собственно, он только и мог видеть, что ее глаза, потому что она прикрывала руками рот и нос. И в оранжевом мерцании электрических огней он разглядел, что жена плачет.
Ее муж вернулся домой.
Воздушный шар взорвался, и огонь воспламенил упаковку фейерверков еще до того, как сработал фитиль. От сотрясения барабанная перепонка в одном ухе Конора прорвалась, и множество искр ужалили кожу, словно миллион пчел. Его засосало в кокон безумствующего пламени, которое поглотило одежду и опалило волосы на руках и ногах. Пострадала и борода — от нее практически ничего не осталось. Повреждения были достаточно серьезны, и все же Конор ожидал гораздо худшего.
Потом гравитация взяла верх, и он полетел к земле, притягиваемый невидимыми нитями. Шок был настолько силен, что он даже не закричал. Ничего этого не было в его плане. Предполагалось, что между ним и шаром будет десять морских саженей[88] веревки: опасно, конечно, но несравненно в меньшей степени, чем лететь сцепленным с самим шаром.
Он должен сделать что-то еще. Ах да, конечно! Его устройство!
Сопротивляясь встречному потоку воздуха, Конор вытянул вниз здоровую руку и сдернул тлеющие остатки куртки.
«Господи! На устройство попали искры!»
Устройство, конечно, представляло собой парашют. Аэронавты с большим или меньшим успехом прыгали с воздушных шаров уже на протяжении почти столетия. В Америке во время Гражданской войны стало популярным бросать с воздушных шаров животных. Однако прыжки совершались исключительно в качестве развлекательного мероприятия и в идеальных погодных условиях. Редко ночью, едва ли с высоты больше двух тысяч метров, и никогда — на горящем парашюте.
Конор нащупал веревку, раскрывающую парашют, и потянул за нее. Ему пришлось тщательно упаковать парашют в мешок из-под муки и пристегнуть его к груди. Оставалось лишь молиться, чтобы, разворачиваясь, стропы не запутались; хуже того, парашют мог вообще не раскрыться.
Конор находился уже так низко, что у парашюта просто могло не хватить времени, чтобы развернуться. Тогда он превратится в саван для водяной могилы Конора.
Веревка была пришита к верхушке крошечного парашюта, очень похожего на тот, который Виктор с Конором использовали, чтобы пускать по ветру деревянные манекены с орудийных башен замка.
Теоретически, если вытащить этот парашют, он сам должен потянуть за собой больший. Это была одна из множества новых идей, выцарапанных Конором на грязи в глубине камеры. Он надеялся тогда, что его изобретениям не придется проходить проверку в столь ужасающих обстоятельствах.