Авиатор

Конор сделал для лампы в своей комнате абажур — бумажный экран, украшенный изображениями летательного аппарата Леонардо да Винчи, аэростата Монгольфье[48] и парового двигателя Кауфмана,[49] теоретически пригодного для машины тяжелее воздуха. По ночам жар лампочки заставлял вращаться эти тени, и Конору нравилось лежать, глядя, как проекции удивительных машин скользят по потолку.

«Когда-нибудь, — засыпая, думал он. — Когда-нибудь этот день настанет».

ГЛАВА 3 Изабелла

Конору исполнилось четырнадцать, когда учитель и ученик пришли к выводу, что пилотируемый полет для них не за горами. Они построили сотню моделей и несколько планеров в натуральную величину; все эти творения закончили тем, что развалились на куски и были преданы огню. Их труды давали не только пищу огню, но и работу языкам в островной таверне. Общее мнение сводилось к тому, что француз чокнутый и, похоже, парень Брокхартов движется в том же направлении. Тем не менее излюбленным развлечением многих было пойти вечерком посмотреть, как взрослый человек прыгает с высокой стены, хлопая бумажными крыльями. К тому же король оплатил счета за доставку экспериментальных двигателей из Германии и специального дерева из Южной Америки.

«Волшебного дерева, — хихикали умники в таверне. — Пропитанного волшебной пылью».

Не то чтобы жители Соленых островов были недовольны тем, как Добрый Король Ник тратит свои алмазы, даже если львиная доля их уходила на какого-то французского летчика. Сейчас жизнь на Соленых островах была лучше, чем на протяжении многих поколений. Для тех, кто хотел, всегда имелась работа. И возможность получить образование тоже, а также продолжить его в Дублине и Лондоне — для наиболее одаренных, кого не удовлетворяла просто работа ради заработка.

Лазарет был укомплектован прекрасными инструментами и приборами. Канализационные трубы уносили нечистоты далеко в море, что значительно уменьшило заболеваемость. Крысы остались в прошлом, по крайней мере на Большом Соленом, и рыцарей Бонвилана держали на коротком поводке. Не стало ни избиений, ни заключения в тюрьму без расследования, к чему маршал, да благословит его Бог, питал особую склонность. Можно было получить ссуду для улучшения жилищных условий, планировалось протянуть телефонные кабели между Большим Соленым, Малым Соленым и даже материковой Ирландией. Поэтому никого не волновало, что король желает доставить себе удовольствие маленькими учеными побрякушками. Не похоже, чтобы этот француз когда-нибудь и впрямь полетел. Человек, даже в птичьем наряде, все равно человек.

Вес и размах крыльев оставались главными проблемами Конора и Виктора. Как может летать в воздухе то, что тяжелее него? Только если вытеснять воздух под крыльями достаточно быстро, чтобы создать подъемную силу, которая сведет на нет силу тяжести. А чтобы создать подъемную силу, нужны большие и, следовательно, тяжелые крылья. Если же сделать маленькие крылья, они должны быть соединены с машиной, которая сама по себе тяжелая. Любое решение создавало множество проблем.

Несмотря на более чем три года неудач, Виктор верил, что они идут правильным путем.

— Нужно научиться управлять, прежде чем лететь с двигателем. Планирование — вот первый шаг. Лилиенталь — вот наш образец.

Немецкий авиатор Отто Лилиенталь пролетел больше двадцати метров на своем планере «Derwitzer». Он был самым последним героем Виктора и Конора.

Щетка никогда не терял надежды больше чем на пять минут. И эти минуты он обычно тратил на то, чтобы растоптать последний неудачный прототип, после чего возвращался в классную комнату и начинал строить новые планы.

В конце концов Конор построил модель, одобренную его учителем. Ученик затаил дыхание, глядя, как учитель изучает его творение.

— Ты понимаешь, что вот это, возможно, никогда не полетит.

— Конечно, — ответил Конор. — Существенная часть этого корабля — летчик. Он управляет им, поворачивает горизонтальный руль влево; корабль накреняется вправо.

— Значит, мы не можем испытать эту модель.

— Нет. Если только у вас нет на примете чрезвычайно умной обезьяны.

Виктор улыбнулся.

— Помнится, я уже рассказывал тебе о летающих обезьянах. В любом случае обезьяны достаточно умны, чтобы оставаться на земле, где им и положено быть.

— А мы?

Виктор взял модель и взмахнул ею в воздухе, чувствуя, как она просто рвется в полет.

— А мы мечтатели, jeune homme. Обезьяна смотрит вверх, видит банан и дальше этого не заглядывает. Мечтатель смотрит вверх и видит луну.

Конор фыркнул: — Которая похожа на большой банан.

— Ого! — воскликнул Виктор. — Ты смеешься надо мной, своим учителем? Это дерзость, и ты за нее заплатишь.

Француз бросил модель на диван и кинулся к подставке с оружием. Конор опередил его и схватил свою любимую рапиру, которую, так уж получилось, предпочитал и Виктор.

— О, черная карта, monsieur. — Виктор выбрал для себя короткую спортивную шпагу. — Возьми что-нибудь достойное мужчины. Долго ты будешь держаться за эту рапиру?

Конор отступал на тренировочный мат, не спуская с учителя взгляда.